Белов подумал, что нет никакого смысла рассказывать следствию всю эту историю, да вдобавок и при понятых — даже непонятно, как они на нее среагируют.
— Так, где же еще два патрона? — повторил Власов свой вопрос.
— Да я их еще тогда, ну, сразу, как купил, пару раз попробовал, как он стреляет. Словом, мы их на даче расстреляли. Шашлыки. На майские. И много там ворон летало.
— И есть тому свидетели? Что расстреляли два патрона по воронам?
— Есть, конечно.
— И вы их назовете, перечислите?
— Могу.
— Они все будут тоже отвечать, по-видимому, как сообщники. Вы это понимаете?
— Сообщники? Почему?
— Как почему? У вас же незаконное оружие на руках. А ваши друзья — укрыватели.
— Тогда я их в этом случае не назову.
— Тогда их нет — свидетелей?
— Тогда их, значит, нет.
На столе зазвонил телефон, и Власов взял трубку:
— Да?
— По поводу пистолета, Владислав Львович… Пистолет Макарова, номер 47125371…
— А-а, понятно! — Власов прижал трубку к уху как можно плотнее, чтобы никто кроме него не смог ничего расслышать. — Вы говорите потише, пожалуйста, не так громко… А то прям в ухо кричите.
— Слушаюсь, — голос в трубке снизил тон до уровня доверительного шепота. — Значит, порадовать вас, Владислав Львович, мне нечем. Это очень старый номер. В семьдесят первом он сделан был, этот пистолет. С завода ушел в МВД. Там был и списан, в законном порядке. Списан и уничтожен, все как положено. То есть его как бы нет в природе. В данный момент. И ничего на нем не висит.
— Ну, слава Богу, что вы так быстро раскопали такие тонкие обстоятельства! — Власов выдал в трубку эту полную тюлю, адресуя ее, конечно, сидящему напротив Белову, а вовсе не собеседнику на том конце провода.
Однако тот далекий собеседник, не врубившись, принял на свой счет.
— Да ничего мы не нашли! Откуда знать, как он на самом деле ушел на руки? Это ж годы! Выводили войска из Германии, с Польши. Воровали ж повально, начиная с ефрейторов, и чем выше, тем больше. И все заметали следы, каждый по-своему. Никаких концов — можно и не думать.
— Спасибо большое! — оборвал телефонные излияния Власов. — Вы очень нам помогли! — прочувственным голосом добавил он и положил трубку.
— Ну что — неужели нашли? — искренне удивился Калачев.
Власов с необыкновенно самодовольной рожей утвердительно кивнул Калачеву и повернулся к Белову:
— А из вашего оружия, милейший, оказывается, совершено пять убийств в четырех разбойных налетах. Каково?
— Да не может быть! — отмахнулся Белов. — Гарантирую — это просто ошибка!
— Уверены? — Власов склонился вперед, к Белову. — Совершенно уверены? Вот, при свидетелях я вас спрашиваю.
— Абсолютно. На все сто процентов. Этого не могло быть.
— Ясно, — удовлетворенный Власов откинулся на спинку стула. — Однако если вы, как только что утверждали, купили этот ствол с рук — откуда же у вас могла появиться такая уверенность, а? Все еще не поняли? Ага. Объясняю. Допустим, убийца вам этот пистолет и продал. Могло такое случиться? Вы утверждаете — нет! Отсюда вытекает немедленно, что уж в одном-то из двух случаев вы были неискренни. Либо когда утверждали, что купили его у незнакомого вам, постороннего лица, либо когда клялись, что стволик этот чист, как душа младенца. Верно я рассудил, Иван Петрович?
— Да. Похоже на то, что Николай Сергеевич хорошо знает историю этого пистолета, мне так показалось.
Белов ощутил, что влипает все глубже и глубже.
— И ведь глупость-то какая, Иван Петрович, — при свидетелях-то такое ляпнуть. Да и с двумя патронами сознаться: на даче, по воронам… Эх-х-х… Не было, надо было сказать, этих двух патронов нет — и все тут! Хоть на куски режьте — не было! А что касается предыстории пистолетика — так тут правильный ответ тоже очевиден — не знаю ничего, вам виднее.
Белов, давно уже понявший свою промашку, лихорадочно соображал. Было страшно обидно вляпаться столь просто. Уж ему-то, профессиональному художнику, лучшую половину жизни прокрутившемуся среди худсоветов, закупочных комиссий, комитетов, фондов, руководящей сволочи… А тут всего-то — какой-то паршивый старший следователь прокуратуры… По особо важным делам? Щенок по сравнению с любым презервативом из секретариата Московского отделения Союза художников! Обидно до слез!
Внезапно в голову Белову пришла мысль о том, что Власов и словом не обмолвился об их дневной стычке в мастерской Тренихина. Почему? Объяснение может быть только одно — он не хочет это вспоминать при Калачеве. Они оба ведут это дело. И скорее всего, у них есть какие-то игры, трения между собой. На этом можно попробовать сыграть. Вбить клин в эту брешь. Как человек Калачев в сто раз симпатичней, корректней козла Власова. Неужели между ними действительно трещинка? Проверить. Проверить!
— Я вам объясню без труда, почему я был уверен относительно чистоты пистолета, — спокойно сказал Белов. — Я — экстрасенс. Такие вещи я просто чувствую.
— Как сцепщик, которого не было? — съязвил Власов.
— Да. Именно так, — невозмутимо согласился Белов. — Как сцепщик, который был. Наличие своих экстрасенсорных способностей я легко могу доказать вам не сходя с места, здесь, сейчас, при свидетелях!
— О-о, мы были бы вам весьма признательны. — Власов повернулся к понятым: — Как, товарищи, мы вас не очень задерживаем?
— Да что вы, что вы! — заквакали наперебой понятые. — Нам жутко интересно.
— Тогда прошу! — кивнул Власов Белову. — Сэкстрасенсируйте нам тут что-нибудь такое этакое…
Белов напрягся, сконцентрировав свой взгляд у Владислава Львовича на переносице.
— Ага… Есть… — произнес он секунд через двадцать. — У вас есть дискомфортные ощущения… в правой руке!
— Еще бы нет! — обрадовался Власов. — Вы же сами мне вчера ее чуть-чуть не сломали! Болит до сих пор! Ничего себе телепатия: сам же, понимаешь, применил рукопожатие…
— А еще… — невозмутимо продолжил Белов. — У вас жутко болит шея. Тут вот — самое горло.
— Что? — по лицу Власова пронеслась искра замешательства, безусловно, замеченная всеми.
— Шея, — повторил Белов. — Горло. Или это тоже результат вчерашнего рукопожатия?
— Нет! — быстро ответил Власов. — Шея и горло у меня не болят вовсе. Вы не угадали!
— Тогда покрутите как следует головою, вот так, — предложил Белов, вращая своим подбородком во все стороны. — Ну, попробуйте!
— Это… Вы никакого права не имеете что-либо требовать здесь… — начал было Власов, но, почувствовав пристальное внимание окружающих, их недоверие и даже неприятие его, Власова, решил уступить: — Да, пожалуйста!…Уй… — тут же схватился он за шею, едва лишь попробовал крутануть головой. — О, как вступило вдруг только что! Из-за вас! — он зло сверкнул глазами на Белова.
— Да как из-за меня-то? — парировал Белов. — Я вас и пальцем не коснулся!
— Внушили, значит. Вы, вы!
— Ну, я ж и говорил вам, что я — экстрасенс!
Власов с громким стоном взялся за горло: потревоженная шея разболелась у него, видимо, всерьез.
Зрители стояли как статуи: потрясенные до основания. Только Иван Петрович Калачев казался
