— Думаю, возьму.
— «Тем временем»?
— Ну, я очень надеюсь взять его к вечеру, максимум — этой ночью.
— И даже так? Но он мог ведь лечь на дно — затаиться на даче где-нибудь у друга. Как вы его искать-то собираетесь?
— Если так, как вы сказали — если он залег, тогда все будет сложнее. Но я-то, грешным делом, рассчитываю на другой, более простой и прямолинейный расклад.
— Я не вполне понимаю ход ваших мыслей. Что вы имеете в виду?
— Ну, как же! У нас в руках нитка. Он срочно ехал в Вологду — разве не так?
Выйдя из такси подрулившего к главному входу Троице-Сергиевой лавры — такси с рекламной сияющей надписью «Кремлевская водка» на крыше — Белов направился на «проходную» — к монахам, дежурившим у ворот в качестве распорядителей прибывающих богомольцев, а также в качестве справочной службы монастыря.
Белов уже, разумеется, переоделся в одежду, взятую Леной из его квартиры, так что выглядел исключительно респектабельно, если не смотреть особо вверх — на слегка небритые щеки и если не смотреть совсем уж вниз — туда, где из-под сверкающих строгих брюк, отутюженных как на прием в Президент-отеле, торчали запыленные кроссовки.
— Братья, — обратился Белов к монахам. — У меня дело важное, срочное, неотложное.
Монахи смиренно склонили головы, изготовившись внимать.
— Так ты полагаешь, Иван Петрович — он в Вологду двинет? И что ж тогда — Ярославский вокзал заблокируешь?
— Нет, конечно. Он не дурак, Белов, снова идти на вокзал, где попался вчера. Полный осел только снова сунет туда башку. Я думаю, самое простое для него — уехать с пересадками. Я рассуждаю так: что бы я сам на его месте делал? Сначала я покинул бы Москву: на городском любом транспорте или на такси. Доехал бы я до Мытищ или до Пушкина, а может быть, и до Сергиева Посада. Там бы я пересел на первую попавшуюся электричку. Верно? Электрички не обшаришь, не проверишь. В часы пик вообще по электричке не пройдешь, не протолкнешься. Так вот, на электричке следуем до первой станции, на которой останавливаются поезда дальнего следования.
— Это Александров.
— Да. И в крайнем случае — Ярославль.
— Похоже, так! Расчет на то, что это уже не Москва и наши руки там коротки, в том смысле, что гораздо короче, чем здесь. Область быстро не мобилизуешь — это и на самом деле так, это верно. Пока дозвонишься, пока все санкции получишь. Пока согласуешь…
— Он уж будет в Вологде! Давай-ка так, Владислав Львович — в Центральное ГАИ позвоним — прямо сейчас, не откладывая ни секунды, и слезно попросим у них патрульный вертолет, вдоль Ярославки патрулирующий. Три места нам надо бы в нем попытаться забронировать: для меня и для двух людей со мной. Ну и надо просить подбросить нас в Александров, срочно, на перехват. А если в Александров к вечеру Белов не выйдет, я с помощью регионалов, и тоже, разумеется, воздухом, перелечу за пару часов до Вологды. И там его тогда уж возьму почти наверняка: по мере его прибытия, так сказать. Думаю, что это будет завтра же — с утра.
— Добро! — Власов взял телефонную трубку. — Центральное ГАИ… Привет, Семенов! Это Власов. Рад слышать твой голос. Хотел тебя поздравить с новыми погонами. Ну, слухами земля-то полнится. Известный человек в истеблишменте. Да! А как же! И вот еще что я звоню — тут одному коллеге моему, из МУРа, ну до зарезу нужен вертолет!
— Но это исключительно, беспрецедентно, только ради вас, — монах весьма солидного, представительного вида — едва ль не настоятель Лавры, — взял Белова под локоть и, повернувшись к Лене, пояснил: — Жених ваш, Николай Сергеевич, о прошлом годе восстановил лепнину всю восточного придела. — Монах отвел Елену в сторону: — Вот это все он сделал один.
— Один? Все это?
— Трудился сорок ден, — кивнул монах и прошептал на ухо Лене: — Не только что не взял за труд свой ни гроша медного, так ведь еще трапезовать ходил в город. Гостиницу снимал. Жить в кельях для гостей — для почетных гостей! — отказался. Цени его глубоко, дщерь моя. Трудами славен, душою чист, нескуден сердцем, незамутнен умом.
— Спасибо вам, — застеснялась Лена.
— Господь с тобой! — благословил ее монах. Белов их ждал у выхода, на солнышке.
— Значит, в семь ноль-ноль?
— В семь ровно, пополудни.
Развернувшись на площади перед Лаврой, такси на минуту замерло как бы в нерешительности.
— Теперь-то куда? — таксист повернулся к Белову.
— Теперь давай в Александров, на вокзал. — Там я возьму билет на поезд до Инты. Это самое важное. Далее! Билет возьму — и к семи вечера сюда, обратно — на венчанье. Потом поедем снова в Александров — к поезду. Поезд поздно вечером: Александров он проходит приблизительно на два часа позже, чем выходит из Москвы — так?
— Так.
— Я сяду и уеду — это уже будет где-то ночью. А ты ее, Елену, отвезешь назад, в столицу.
— А когда ж я спать-то сегодня лягу? Еще ведь мне, после того как ее отвезти, — таксист кивнул на Лену, — машину в парк отогнать, заправить. То, се, — хозяину отстегнуть, слесарям на яме оброк раздать, диспетчеру — подарки богатые, плановику — дани-подати несметные, профкому — отрежь от куса десятину, мойщикам — мытные, заправщикам — горючные, охранникам — в парк заворотные… О-о! Выходит, я лягу сегодня, точнее уж завтра — с утра, что ль?
— Да около того.
— Ну, это стоить мне будет… Большой ведь ущерб для здоровья. Уж и не знаю: за что и стараться-то так?
— Сто долларов к тому, что получил уже — годится?
— Смешно! Просто смешно! Вон, смотри, — на колокольне голуби: хорошо, хоть не слышали, а то бы попадали!
— Ну, двести?
— Не устаю удивляться!
— Триста?
— А риск? Где же цена за риск? Что скупиться-то? Я ж еду с тобой, можно сказать, с беглым! Да и куда везу-то?! На свадьбу, везу, на венчанье. А ты мне цену, жених, не даешь! А ты цену-то дай мне свою, жениховскую!
В монастыре зазвонили к обедне.
От колокольного перезвона, мешавшегося с таксистскими причитаниями, у Белова закружилась голова, зашумело в ушах.
— Четыреста!
— Это лучше уже! Но в этой сумме я не чувствую пока ни благодарности, ни душевности, ни признательности! Обычной. Человеческой. Тепла твоего не вижу я тут ни хера!…Ой, простите, барышня, пардон вашу мать! Понимаешь?
Они уже мчались к трассе, оставив Сергиев Посад далеко позади.
— Давай мы так договоримся: пока четыреста, а благодарность ты увидишь через десять дней, когда я с севера вернусь… Тепла я тебе тоже привезу. Оттуда. С севера. Идет?
— Подумаем… — таксист внимательно посмотрел в глаза Белову сквозь зеркало заднего обзора и, поразмыслив, произнес: — Доверчив я, как дитя малое… Многие видят, пользуются… Нажигают меня… Тешат корысть свою.
