дрался!
— Давай-ка «жениха» сюда, к ногтю!
— Пришлите быстро Витю мне, Морозова! — скомандовал Сережа, бывший председатель сельсовета.
— Ну, признавайся как на духу — ты избил художника на свадьбе?!
— Я?! — удивился Виктор. — Я — его?! Смеетесь вы что ли, Михаил Степанович! Да это же он меня ударил1 Сюда вот — сердце самое… Его на свадьбу с другом пригласили, как уважаемого человека: приходи… А он, скотина…
— Ты не отвлекайся! — одернул его бывший предсе» датель. — Начальству некогда. Ты только дело говори.
— Скажите прямо — вы его ударили или нет? — спросил спокойно Власов.
— Нет! — поспешно вставил бывший председатель.
— Я спросил не вас! — одернул его Власов. — Ну?
— Нет, — спокойно ответил Виктор. — Я его всего лишь… — он слегка замялся. — Предупредил! — нашел он точный термин.
— И только?
— Ну, — кивнул Морозов. — Ежели б я его ударил бы… — Морозов прикрыл глаза и замолчал, задумавшись.
— То — что? — быстро спросил Власов. — Что было бы?
— Убил бы, — удивляясь непонятливости московского гостя, искренне ответил Виктор.
— Вчера он тут быка остановил, — вмешался бывший председатель. — Сорвался бык, понесся по селу. Крик, вой! Детишки-то идут из школы. Ну, врассыпную! Один парнишка в колодец даже от страха головою вниз сиганул. Слава богу, голова крепкая, а вода глыбкая… Однако ужас, что говорить! А тут вот он, Морозов Виктор, шел, тащил поломатый прицеп от «Белоруся»…
— Да, — оживился Виктор. — Я быка ударил! Вчера. Это было. Так за дело ж! Не бодай пацанят!
— И все. И нет быка! — закончил бывший председатель. — Убил. Один раз всего вмазал кулаком по лбу.
— Промеж рогов, — уточнил Виктор.
— Убил производителя!
— Быка — ударил! — повторил Морозов снова, видно, вспомнив, и заново все пережив. — Художника — предупредил.
Действительно, — тут было ясно без вопросов: Морозов Виктор если бы ударил, голова бы отлетела.
Представив мысленно, как этот В. Морозов может вмазать, Власов даже откачнулся. И тут же охнул — суставы напомнили ему сейчас же о попытке влезть в автобус.
— Все ясно! — отпуская взглядом Виктора Морозова, Власов встал.
— Беги давай! — тут же скомандовал бывший председатель Морозову. — А то прохлопаешь. Солярка-то не бык, ждать не будет — утечет к соседям… А вас я, гости дорогие, прошу сюда, отведать молочка!
Пропустив вперед Власова, подполковник Скворцов на полсекунды задержался в кабинете:
— Все правильно! — шепнул он бывшему председателю.
— Я понял сразу: ты же тоже был на свадьбе! — ответил бывший председатель. — Я снова твой должник.
— А, брось! Они-то прилетят, да улетят. А нам-то жить! — И, выйдя на крыльцо, Скворцов добавил, глядя в спину удаляющегося Виктора Морозова: — Неужто он-то, Витька твой, действительно быка убил вчера?
— Факт! С этим зятем мне повезло.
— А пьет?
— Не-е-ет! После бани, по субботам — тут уж конечно! Бывает, что и вдрызг. Ну, после бани-то шары налить — это разве ж грех?
— Завидую тебе, Сергей Иваныч! — Скворцов вздохнул и, поискав глазами Власова, крикнул: — Владислав Львович! Вы не туда пошли! Нам сквозь дворы, налево!
— Но мне неясно — если я убил, так вы же сами тут же спросите: где труп? И что я вам скажу?
— Где труп? А в речке утопили.
— Как это — утопил?
— Пошли и сбросили с моста.
— В какую же реку?
— Да хоть в Москву-реку. С Новоспасского моста, например.
— И что — прямо на плече его принес и перевалил через перила, что ли?
— Ну, разумеется, в мешке! Не знаете, что ли, как трупы обычно в воду сбрасывают?
— Признаться, не знаю. Не видел. И сам не сбрасывал.
— В полиэтиленовом пакете вы сбросили труп.
— Чушь какая! Они ж, пакеты полиэтиленовые, маленькие. Как туда труп-то войдет?
— В большом пакете, в огромном. Ну, знаете, для защиты пальто в шкафу от моли.
— А-а, эти я знаю! Только они не пакеты, а мешки с молнией, и не полиэтиленовые, а поливинилхлоридные.
— Ваша правда, оговорился. Вот в нем вы и сбросили.
— А груз? Кирпичи ему в ноги, в мешок — добавлять, как считаете?
— Кирпича три, думаю, добавить можно.
— А пять или десять — нельзя, что ли?
— В принципе можно — кто запретит? Но нужно знать меру, чтобы оставалось неясно: утонул труп или поплыл себе.
— Зачем же создавать дополнительные неясности в таком простом, казалось бы, вопросе?
— Ну, как же? Чтобы затруднить поиск тела в реке.
— Затруднить — это понятно. Но вы посудите сами — нелепость выходит: если я его лично топил — то что ж, я разве не в курсе: утонул он или уплыл?
— Можете позволить себе быть не в курсе при данных обстоятельствах. Вы ж его с высокого моста сбросили. Темно было. Вы сверху ничего толком разглядеть не смогли. Вы слышали «буль». И все.
— Понятно, понятно!
— Ну, что тут нам, следствию, делать? Водолазы, кошки, тралы… Неделю повозимся. А наверх доложим: убийца пойман и сознался. Труп пока в реке. В известном месте.
— Так вам же тут же прикажут труп достать и предъявить.
— А мы достать не можем. Нам на это денег не хватает. И техника у нас старая. И кроме того, отнюдь не японская. Бюджет скуден. Поиск тела затруднен. Дайте денег — мы мгновенно найдем.
— Ну, тут уж ответ очевиден: фиг вам. Денег нет.
— Ну, вот и все! Что и требовалось доказать. Общий привет!
Улики данной, хоть и главной, — трупа — нет и, может быть, не будет, хоть мы и ищем его, изо всех сил стараемся. Нет! Ну, нет и нет. Никто не виноват. Раскрыто дело? Да! А вот это-то и есть самое важное! Хоть и нет денег, но люди зато золотые. Три дня не прошло — а дело раскрыто. С недоработочкой, согласен: без трупа. Но делать нечего — остается смириться с данным обстоятельством. На сем ваша одиссея заглохла. Что непонятно?
— Мне непонятно то, на что вы тут толкаете меня. Я не хочу. Не буду! Вы не правы!
— Я абсолютно прав.
— Может, вы и правы. Но… Нет! Я сроду никого не убивал и даже просто признаваться из тактических соображений — не желаю! Это, в сущности, тоже грех: мысленно все прокрутить, сочинить, на
