порядке. На ключи. От гаража и от машины.
— Спасибо.
— Это не все.
Лена опять обмерла, почувствовав, что все внутри обрывается.
— Внизу там…
— Что?!
— Я хочу сказать, в подъезде… — Сашка сглотнул.
— Что, Саша? Что в подъезде?!
— В почтовом ящике письмо.
— О господи! Как же ты меня напугал! Письмо…
— Сквозь дырки видел адрес, написанный рукою Николая.
Лена рванулась вперед.
— Ключи?! — напомнил ей Сашка, едва успев посторониться.
— Да вот же ключи!
— Да это же от гаража!
— Ах, да!
Проводница Маша влетела в соседний вагон. Там уже шла проверка.
Проверка поражала своей бесцеремонностью.
— Откройте! Быстренько! Проверка документов! Встаньте. Сверху все спускайтесь… Ваш паспорт? …Смотрите на меня! Пожалте на секунду в коридор!…Все, все! Вас что — особо приглашать? Купе освободите мне, понятно? Все вещи ваши? Откройте вот этот большой чемодан! Достаточно, можете закрыть…Так, все!…Спасибо, заходите… Счастливого пути! Откройте! С добрым утром! Паспорта всех попрошу. Вы встаньте. Поднимайтесь! Смотрите мне в лицо! Ну-ну, быстрее! Вы тоже спускайтесь. Проверка документов…
Маша опрометью бросилась к старшему по группе — капитану, буквально вцепляясь в него:
— Товарищ капитан! Ко мне, ко мне, зайдите в купе! В соседний вагон! Он у меня! Зайдите, заберите!
— Кого забрать?
— Да он у меня, в купе он! Спит, слава богу, пока! Возьмите его! Только быстрее!
— Ефимов, Конюшкин, Салынов — проверку продолжать! Салынов — старший! — распорядился капитан. — А Савочкин — за мной! Ну, где он? — спросил капитан Машу.
— Да у меня, в седьмом! Залег, понимаете, у меня… Дрыхнет, скотина, в моем купе… Его во сне лучше, сонным брать… Он спросонья-то не успеет врубиться…
— Вперед! — кивнул капитан Савочкину, расстегивая на ходу кобуру…
Адрес на конверте был действительно написан рукой Белова.
Конверт был здоровый — формата А4.
— Я боюсь его открывать, — призналась Лена, передавая конверт Сашке.
— А я — не боюсь? Вот странно-то, смотри: письмо ценное, а просто бросили в ящик — и все! Во всем бардак.
Из конверта выпала короткая записка:
«Леночка! Я скоро вернусь. Все остальное, что в конверте, это лишь на всякий случай. Коля». И приписка: «До скорого!»
В конверте была еще пара листов, которые, будучи большого формата, сами собой из конверта не вытряхнулись.
Сашка вытянул их осторожно, протянул Лене.
— «Генеральная доверенность», — прочитала она.
— Так… — с удовлетворением хмыкнул Сашка.
— «Завещание»… — прочитала Лена заглавие второй бумаги…
— Что?! — спросил Сашка.
Лена не смогла ответить: губы ее затряслись, по щекам покатились слезы…
Дверь купе за спиною Белова с хрустом распахнулась.
— Вот он! Хватайте его!
Капитан приложил было палец к губам: тихо, дескать, спящим возьмем, но проводница, словно не поняв жеста, заголосила на все купе и весь коридор, абсолютно не стесняясь, видно, остальных обитателей спального вагона:
— Спишь, черт, муж называется?! Встань, плесень пьяная, вот — за тобою пришли! Чтобы ты сдох бы от водки своей бы, избавил меня-то! Хватайте его, забирайте, что вы стоите-то?
— Это ваш муж? — удивленно спросил капитан.
— Хуже бандита любого! Напарница заболела моя, он, тунеядец, сволочь такая, со мной напросился: «Я помогать тебе буду, вагон убирать, сортир буду мыть!»
— Не понимаю! — перебил капитан. — Очень быстро вы тараторите.
— Да чтоб в Москве одному ему не болтаться, скотине, не сдохнуть от водки, от голода, взяла его, дура же дура, в эту вот ездку…
— Так это, значит, все-таки ваш муж? — опять спросил капитан, до которого стало наконец что-то доходить.
— А то кто же еще-то у нас здесь лежит, развалимшись?! Мы и лежим, больше некому — звездючий выгребок, мудоблядская звездопроушина херова, козел вонючий! Слушай, пес, сволочь, срань такая на голову мне, ты не отворачивай хлебло свое пьяное, ты, сука, слушай! Стыда-то нет, напился опять этой ночью, сволочь? Я сразу в купе вошла — поняла. Поняла! Я не дура! — она повернулась к капитану. — Я возвращаюсь когда, если ой один остается — в Москве-то — ну не поверите, до чего себя доведет! Всю квартиру пропил ирод, все вещи вынес уже, засранец гребаный! Не успела купить телевизор в этом вот, в летнем сезоне, так тут же и пропил его весь, японский, да вместе с антенной, шнуром этим, кабелем черным, штекером — пропил к херам! «Я, — говорит, — настраивать его отнес!» Вот скотина, скотина-то! И не стыдно ему! Японский — настраивать! Нормальный человек такого и придумать не смог бы! И ведь не спит, окаянный, все слышит! Чтобы ты подох!! Слышишь, что я тебе пожелала? Вот до чего довел ты меня, мразь, чисто мразь! Гадина пьяная!
Она подскочила к Белову, лежащему неподвижно и молча, как труп, бесцеремонно схватила его за плечо и затрясла изо всех сил, не поворачивая его тем не менее лицом к патрулю.
— Вставай, гад — за тобою пришли, за тобою! — Она оглянулась на капитана: — Берите его, что вы встали-та там, как просватанные?!
— Постойте, постойте! — капитану не нравился оборот дела.
— Не надо стоять тут, не надо! Я ему еще в Ярославле сказала: напьешься опять — все! Ссажу, блядь — и подыхай! Возьмите его! Товарищи! Дорогие! Христом-богом молю, заберите засранца!
— У нас, извините, имеется иная задача. Вы его в Котласе сдайте в милицию.
— Да не берет его милиция, на хер он нужен кому! Никто его не берет! Только водка одна! Уж она забрала-то! Видали — как умер! Из пушек пали — не проснется! Вы его волоком, волоком по вагону, да мордой вперед, а я дверь вам подержу.
— Простите, хм… — откашлялся капитан. — У нас свое и очень важное задание…
— О-о-о!…О-о! — заголосила Маша. — У всех задание! У всех!
— Он спит ведь, не тревожит… — уже почти оправдывался капитан. — Разделся, я вижу, лег как человек…
— А встанет, а? Ну, водку заберите хоть его!
Маша почти без напряжения приподняла Белова вместе с постелью, приоткрыв рундук.
— Помог бы, капитан!
Капитан, уже убрав пистолет, бросился помогать.
— Держи его, скотину, на весу…
