— А друзья шутят: «Неужели, Ахмед, это падаль так пахнет?»
Ужас исказил лица гонцов, видевших пару часов назад муки пострадавших от колдуна людей Хубгэ…
— А, девушки!.. — начал было Жбан и осекся, заметив отставших было связанных русских пленниц. — Вот же они! Вот наши девочки!.. — обрадовался он. — Их мы себе заберем. Колдун нас как раз за девочками этими послал…
— Куда вы вели-то их? — спросил Шило.
— В дар хану Берке от повелителя, от Чунгулая.
— Ага! Колдун сказал, что у вас еще кое-что есть в дар хану э-э-э… Берке… Гони-ка, чего там у тебя?
Старший гонец протянул мешочек.
— Вот это хорошо! И что-то еще есть, верно?! Правильно! А третье где?
— Ничего больше нет! — прижал к груди руки старший гонец. — Клянусь Небесами!
— Я знаю, не пугайся так. Все, так все! Чего у вас нет, того я сроду не возьму. — Жбан кивнул Шилу и сказал по-русски: — Пора отходить… Я поведу, ты прикрывай…
— Девочки, быстро в лес! — тут же распорядился Шило. — Левее, сквозь кусты, — за Жбаном, через топь.
— А нам-то что теперь делать? — в отчаянии воскликнул гонец.
Шило, готовый улизнуть вслед за Жбаном и девицами, замер на секунду на обочине лесной дороги.
— Колдун сказал: пусть татары едут, пусть расскажут правду…
— Кому?!? Лучезарному хану Берке или повелителю, Чунгулаю? Кому рассказать правду?
— Да это все равно — кому! — мотнул головой Шило. — Главное — правду! — Шило поднял наставительно палец: — Правду, одну только правду и ничего, кроме правды!
С этими словами Шило исчез в кустах.
— Не понимаю! — Катя развела руками, — Выходит, легенда врет! Всем же известно, что Степана Разина схватили, вместе с братом его, — в клетке в Москву привезли и казнили на Болотниковской площади! А по легенде его медведица задрала, а брат и вовсе своей смертью умер. От огорчений.
— А что неясно-то? Разгадка простая: спецслужбы царские Степана Разина настоящего схватить не смогли, упустили, а работу надо свою показать, умелую? Ну вот, подставе какой-то голову и отрубили! Кто его в лицо-то в Москве знал, настоящего Стеньку Разина, Семена Наковальню то есть?
— А зачем Наковальня вообще назвался другим именем? Чем разбойник Наковальня хуже разбойника Разина?
— Ничем не хуже. Обычная кликуха. Если бы он своим настоящим именем назвался, то могли бы царские стрельцы его родных схватить, — брата Егора, например. Приехали сюда, брата взяли бы, — заложник! «Сдавайся Семен, а то брата твоего, Егора, на кол посадим!» Поняла? А так — донской казак Степан Разин! Они раз, спецбортом: прям с дивизии Дзержинского — и на Дон! «Где тут Степан Разин проживает?» — «Не знаем. Ни разу такого не слышали, — им отвечают. — Такого нет. И не было никогда». И концы в воду.
— Ты, кстати, не обратил внимание, что записка на бересте каким-то уж больно литературным языком на-шкрябана?
— Обратил. Но так бывает. Он, Семен, бегал, а в голове крутилось, крутилось… И все четко расставилось. Мысли.
— У меня чем больше думать, тем гуще каша в голове.
— А у меня не так. Я один раз этим даже от милиции спасся. Мне девять лет было, мы мячом окно разбили в ментовке, на улице Пржевальского. Ну, они выбежали и стали нас ловить. Я пока от них уворачивался, так здорово все продумал, — оправдания и извинения, — что когда меня сержант за штаны с забора стащил, — ухватил, гад, в последний момент, я ему такую речь выдал, любой сенатор отдыхает. Он обалдел и даже отпустил, а он меня за руку уже держал…
— И что ты?
— А я упал перед ним на землю и тут же под забор нырнул. И все! Ушел.
— Здорово!
— Да! Ребята потом мне сказали: ты просто Джеймс Бонд! Там под забором дырка — кошка не пролезет.
— А ты пролез?!
— Я ж ловкий! Я ж со страху!
— Круто, слушай! …А с княжной, ты понял что-нибудь?
— А это просто враки. Никогда я в эту песню не верил. Да разве ж так мужик настоящий поступит? Ну, ты сама посуди! Вот ты представь: на моего батю вдруг его бы взвод по пьяни наехал бы: «Нас на бабу променял…» Да как же это можно: взвод на бабу променять? Нравится мне княжна, и точка! «Я наутро бабой стал? Обижаешь! Ну-к встань, кто сказал?!» И чмок в рюхало, — чтоб базар фильтровал… Только так! …Или ты скажешь, что батя твой, Михалыч, мать твою ради трепа в полку утопит? Сомневаюсь я что-то…
— А что ж он тогда, ну, Наковальня, кабатчику рассказал, что снял все украшения с княжны, перед тем как утопить?
— А что он должен был ему наплести, по-твоему: я, ребята, Стенька Разин, а драгоценности мне сама княжна подарила? Конечно, нет! Соврал первое, что в голову пришло. А дураки в это поверили и песню сочинили.
— У меня тоже так много раз было: соврешь, а потом тебе же самой все это боком и выйдет! В прошлом году, например, матери соврала, что у меня руки шелушатся, чтобы посуду не мыть. А она посмотрела, и ей тоже так показалось. Во, затаскала меня по врачам! В райцентр, в область! Одними анализами ведро крови из меня выкачали! А я ужасно боюсь, из пальца…
— А из вены — не больно.
— Из вены когда, смотреть не надо, — это главное.
— Точно! …Слушай, уже почти двенадцать! Давай разбегаться! — впихнув ожерелье и серьги Кате в портфель, Аверьянов сказал слегка извиняющимся тоном: — Ты так ничего и не выбрала, но я за тебя, выбрал. Это разделили — и по домам… Плохо то, что теперь нужно новый клад искать… К сожалению!
При свете звезд и трех маломощных фонариков-ночников женщины сшивали рыболовные сети с маскировочной сеткой Аверьянова. Задача состояла в том, чтобы получить одну-единственную сеть — три метра высотой и метров двести длиной.
На середине «центральной площади» Берестихи мужики, наметив на земле квадрат 6x6 метров, начали копать — то ли яму, то ли какое-то земляное укрытие. Короткая майская ночь подходила к концу, — небо на востоке светлело с каждой минутой.
К шатру Чунгулая, стоящего посереди стойбища, в окружении костров охраны, приблизился Бушер. Охранники незамедлительно ввели его внутрь, — видно, Чунгулай ждал его. Увидев вошедшего мудреца, Чунгулай жестом приказал телохранителям исчезнуть, оставшись с Бушером один на один.
— Ну?
— Звезды сообщили нам добрую весть, повелитель! Он человек, он не колдун и не дух. Он смертен. Так же как и мы. Хотя он очень сведущ и силен… Силен и душой и телом…
— Что посоветовали звезды?
— Единоборство. Он примет вызов. Если твой воин одержит победу, батыры воспрянут, и крепость падет.
— Но остается вопрос… — Чунгулай осекся, не договорив.
— Звезды сказали, что твой боец может убить «колдуна»…
— Но убьет ли?
— Итог схватки неясен. — Заметив удивление, возникшее на лице Чунгулая, Бушер пояснил: — Так
