приручили»!
… Как позже выяснилось, акулам удалось сожрать двенадцать головорезов. Они их сожрали живьем, но после этого ни в каком ответе не были.
Акулы никого не приручали и, значит, ни за что не отвечали.
— Колоссально! Такая сцена! — Теща и свекровь повисли на Аверьянове, выходящем из хронотопа, почти не обращая внимания на спасенных Веру и Свету.
— Натуральная кровь! Акулы — как живые! Такая анимация! Такие куклы! Человек десять они схрумкали, мы считали. Вы — гений! Мы наблюдали за всем, глаз не отрывая, с самого начала. Признаюсь честно, я очень давно так не волновалась! Сюжет захватывает, вам удалось привлечь и удержать внимание!
— Каскадеры прекрасно выполнили синхронный прыжок за борт, да и бой — вы отсюда гляньте — на палубе предельно натуралистичен.
Аверьянов кинул взгляд в сторону барка. Там дым висел коромыслом.
Кто-то из пиратов, встревоженный возникшей проблемой с приготовлением пищи и будучи удручен беспричинным убийством кока, происшедшим исключительно под воздействием необузданного порыва, разбил голову убийце кока, разбил в брызги-дребезги, выстрелив в нее в упор из допотопного мушкета, использовав в качестве пули тяжелую и крупную серьгу, отстреленную у кока несколькими минутами ранее Аверьяновым.
Трое пиратов, вылезшие из трюма уже к шапочному разбору, припозднившись, видимо, из-за ярко выраженного абстинентного синдрома, ощутили дискомфорт от немыслимой щедрости Одноногого, имевшей следствием исчезновение сундука с драгоценностями.
Однако, попытавшись нарушить пятую заповедь, гласящую, как известно, «не убий», они опять проваландались лишние полсекунды, в результате чего сами залетели под ту же пятую статью, которую охрана Одноногого успела нарушить раньше их, проколов недовольных шпагами. Не останавливаясь на достигнутом, охрана произвела затем каждому нападавшему контрольное перерубание горла до позвоночника. Это было выполнено мгновенно, самыми концами шпаг, с лихим свистящим звуком, отдаленно напоминавшим резкий и глубокий выдох.
Даже издалека ощущались профессионализм, живость и заразительный задор в работе телохранителей Одноногого: ребята шпагами владели хоть куда.
Брашпиль тревожно заклекотал, взмывая на ванты.
— Наконец-то и наши по-настоящему кино снимать научились!
— Вдобавок еще — с первого дубля!
— В нашем кино, со скрытой камерой, второго дубля не бывает, — объяснил Аверьянов.
— Я буду писать о вас! — пообещала теща. — Я шеф-редактор журнала «Овцеводство»…
— Спасибо.
— Нет, вы не думайте, это специальный журнал, распространяется по подписке в высших эшелонах власти. Так управлять народом, своей командой…
— Это не моя команда, — отмахнулся Николай.
— Тем более! Тогда это дар свыше! Этому нельзя научить. Значит, вы колдун, вы приметы знаете…
— Знаю, — согласился Коля. — Перелом руки — это к гипсу, а газовый пистолет — к слезам…
Свекровь, подхватив невестку под руку, отвлекла ее в сторону:
— Что там случилось, Светочка? На тебе лица нет… — Голос свекрови был тих и настойчив. — Тебе нагрубили там, деточка, да? Или сказали, что ты им не подходишь на съемки, а все, за что мы тут все страдаем, — фотопроба? Или что-то в этом духе. Я угадала?
— Я даже не знаю. Как вам сказать…
— Тогда скажи, как есть. Ведь у тебя такое лицо… Я правду говорю, не комплимент, — с лица, как говорится, не воду пить, но в лице, с которого не то что пить, а даже деньги получать противно… Ты уверена, что ты поняла, что я хотела сказать, но деликатно промолчала? Если у тебя такое лицо, извини меня, с которым рядом на поле, прости меня, деточка, какать не сядешь… Почему я не слышу хамства в ответ?! Что с тобой происходит, милая?!
— Это настоящие пираты, Софья Соломоновна, — зашептала Света. — Это не кино. Не знаю, как объяснить, но это все взаправду, понимаете?
По лицу Софьи Соломоновны пробежала тень… Быстро, за пару секунд, подвергнув переоценке происшедшее, она понимающе прищурилась:
— Интересная мысль…
— Нас чуть там не убили.
Лицо Софьи Соломоновны на мгновение стало жестоким и хищным:
— Ну, ты скажешь тоже…
Взгляд скользнул по пиратскому барку — оттуда донесся далекий, приглушенный, но тем не менее душераздирающий крик: повисшего на якорной цепи пирата акула сорвала назад в воду, почти перекусив ногу.
— Отсюда надо бежать, бежать, бежать!
— Да, тут я с тобой соглашусь, пожалуй. — Софья Соломоновна помолчала, а затем, задумчиво пожевав губами, спросила свистящим шепотом: — Они там надругались над тобой?
— Нет… — Светлана отрицательно покачала головой и вдруг вся затряслась от беззвучных рыданий. — Они не успели…
Свежеиспеченный муж, спрыгнувший с пальмы, хромая, подковылял к ним, придерживая правой рукой надорванный левый рукав пиджака:
— Что ты к ней пристаешь, мам? Еще и обвенчаться не успели, а она уже рыдает… — Он обнял жену: — Светунчик, Светочка, ну прекрати… Иди отсюда, мама…
— Как ты говоришь с матерью? — возмутилась вполголоса Софья Соломоновна. — Чтобы я тут такого больше не слышала!
— Хорошо, мама, — сбавил тон Петр. — Оставь нас одних, я прошу!
— Вот так бы и надо начать! Если хочешь чего-то добиться, научись говорить так, чтоб все видели в тебе человека! — отпечатала свекровь, не сдвинувшись ни на миллиметр.
— Хорошо, тогда мы уйдем.
Отведя Свету в сторону, Петр нежно обнял ее за плечо. Почувствовав мужскую поддержку, участие, Света пустила слезу.
— Ах, Петя, Петя…
— Я видел все, Светунчик. Видел, как они тебя к мачте привязывали, видел, как потом отпустили, перерезав веревки… Не плачь… Они надругались над тобой?
Света, прекратив плакать, подняла на мужа широко открытые, полные слез глаза:
— Ты же все видел, Петя…
— Я середины не видел, — признался Петр. — Не мог смотреть, я разливал. Меня мужики отозвали с пальмы, чтоб я последнюю бутылку точно на всех разлил. У меня же глаз — ватерпас.
— Боже мой! — Света закрыла лицо руками. — Боже мой!
— Что «боже мой»?! Скажи! Клянусь, я ничего не сделаю. Надругались?
Света застонала и, отвернувшись от мужа, протянула руку к стоящим поодаль остальным, окружившим свидетельницу Веру.
— Светка! — вдруг крикнула Вера, вырываясь из толпы и устремляясь к Вере с Петей. — Скажи ты им, что нас не насиловали! Скажи им, гадам!
— Почему, Вера, вы ставите так вопрос? — возмутилась Софья Соломоновна, идя вслед за Верой. — Я никого не хотела обидеть. У меня близорукость, и я ничего не вижу! Поэтому и спросила. За спрос денег не берут!
— По коням! — скомандовал Аверьянов, закончив запихивать в хронотоп сильно поплывших мужиков, квасивших в тропиках сутки без дельной закуски. — Я ждать не буду: кто не успел, тот опоздал!
