присоединился к нему, прячась в травном доме от бесконечных подколок друзей, не перестающих зубоскалить по поводу его «боевых ран», и пытаясь сообразить, уж не жалеет ли он, что помешал девчонке свести счеты с жизнью.
Алек получил свои раны не в бою. Когда Лина обрабатывала царапины и укусы, полученные от невольницы, Алеку пришлось выслушать от жены много-много интересных слов. А потом оказалось, что девушка была из беричей, дочерью уничтоженного подчистую в междуусобицах клана Волка – и, по Покону, принадлежала теперь спасшему ее.
– На твоем месте я бы эту бешеную продал куда подальше какому-нибудь кругу, – веселился Джурай. – Или дал вольную…
Наверное, действительно следовало бы дать ей вольную, но девушка была не в себе, за ней был нужен глаз да глаз, и Дарина обещала проследить за имуществом названого сына.
Алек не отвечал, и Джураю вскоре надоело подшучивать над побратимом. Они заговорили о другом.
– Спорим, болотники не скоро оправятся от трепки. – Джурай взял с тарелки Алии ломтик слегка прожаренной печенки. – Не думаю, что в ближайшее время они решатся на что-нибудь, и наши головастые тоже наверняка не скоро затеют новую…
Дверь распахнулась, грохнула в стену, Джурай уронил шипящий кус себе на штаны, половина обитателей травного дома схватились за мечи, другая половина за громобои. На пороге стояла Криста, тяжело дышала, мокрые волосы стояли дыбом.
– Общисбор! – выпалила она и исчезла, как волшебница из сказки.
Джурай вылетел первым, Алек следом, задержавшись только для того, чтобы толкнуть вскочившую было Алию обратно на койку.
– Лежи смирно, или велю привязать… – пригрозил он, уже выбегая за дверь, успев услышать протесты нияз и увещевания Юлии.
Войско воличей собиралось за городьбой, на многострадальном хлебе, старательно втоптанном в землю. Зачем-то пригнали коней, неоседланных, но обузданных. Джек вскочил на поднятый двумя войями щит, заорал, надсаживая глотку, но все равно его невозможно было услышать в адском гаме. Но поблизости от витаза началась целенаправленная суета. Каждый вскакивал на коня и брал под уздцы еще двух.
Алек вскочил на вороного, жалея, что Пегас то ли остался в Крите, то ли достался кому другому. Схватил под уздцы серого в яблоках, конь, похоже, имел скверный характер и тут же вознамерился откусить дерзновенные пальцы. Пока молодой вой сражался с ним, объясняя, кто здесь хозяин, всех коней разобрали, и третьего Алеку не досталось. Завыли рожки, и нелепое конное войско двинулось.
Они скакали сломя голову, пересаживаясь на ходу, спешились возле развалин Оххомы. Несколько лошадей запалились, их прирезали.
Алек протолкался к Джеку. Витаз, озирая войско, остановил взгляд на юноше, странно ухмыльнулся. Встал на колени, подставив ладони под хлещущую из горла лошади алую струю, и омыл лицо. Кровь как подчеркнула шрамы, витаз был страшен.
– Сделайте то же…
Алек омочил пальцы в кровавой струе и провел по лицу полосы, как когда-то в детстве, играя в «пастырей и дикарей», разрисовывался глиной и сажей.
Пока Джек раздавал последние распоряжения, поднятая копытами лошадиного войска пыль осела на перепачканных в крови лицах. Когда воличи вновь сели на коней, армия стала выглядеть не смешной, а страшной.
Алек стал понимать, что затеял их сумасшедший стратиг. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы вместить в голове этот план.
Совершенно безумный план…
Алеф опустил зрительную трубу.
– Попади в меня молния Амара! – сказал он. – Да чтоб на меня элифант сел!
– Чтоб на тебя наш стратиг разозлился, – добавила Бета, пытаясь отобрать у него зрительную трубу. – Ах, чтоб меня и тебя и всю империю и весь мир! Это то, что я думаю?
– Не знаю, что ты думаешь, но я бы сказал, что это полнейшее безумие. – Алеф смотрел с восхищением и ужасом. Бой еще и не начался толком, а пластун уже знал его результат. – Безумие, которое сработало наилучшим образом…
От сотворения мира люди воевали. И от сотворения мира использовали в войнах животных.
На севере есть специальная порода боевых псов-полуволков, обученных нападать на человека. От одного, двух, трех псов человек отобъется, ученый отобьется и от десяти, но стая разорвет его в клочки.
На Островах учат смышленых рыб дельфинов. Эти рыбы достаточно велики, чтобы перевернуть небольшую лодку, утопить пловца или зарезать закрепленными на морде ножами. Если человек вовремя не заметил дельфина – считай, мертв.
Гигантских зверей элифантов используют в качестве тех же лошадей. Приучают таскать повозки, а во время войны и боевые машины, раздразнив до бешенства, пускают на противника. Огромные твари бегают и крушат все вокруг, пока не падают мертвыми – страшное зрелище даже со стороны, а для участвующих в «слоновьей охоте» просто навий ужас. Алефу никогда не грозило послужить седалищем для элифанта, но однажды довелось оказаться на пути двоих, впряженных в боевую колесницу. Повезло, рядом вовремя оказался их тогдашний стратиг Антуанн Саммер, того хоть десятью элифантами затаптывай…
Случалось, в войнах использовали и коней. Полвека назад в Дайджедрунне, в войне Фременов и империи против дарейши, фременский хеттман Хорас Хархан велел прогнать через лагерь врага огромное стадо мустангов, перетоптавших часть войска и внесших сумятицу…
Но то были
Целенаправленно коней никто не учит нападать на людей. Лошади слишком уязвимы, слишком крупны и слишком медленны.
На лошадях охотились и возили поклажу, иногда путешествовали. Нет человека более беспомощного, чем всадник. С коня его первой же мыслью снимет любой ребенок, мечом сверху не больно-то размахнешься, у копья нет простора, через большое препятствие верхом не перемахнешь. Стоит попробовать направить волю вовне, и конь, как и любое другое достаточно умное животное, впадает в панику или бесится.
Конь недаром считается животным мира.
И, конечно, никому бы и в голову не пришло, что можно сражаться верхом…
Болотники окаменели, когда завидели скачущих на них тварей. Не иначе вообразили, что Дикая Охота вернулась из сказок поохотиться в настоящем мире.
Временный лагерь был небрежно укреплен кольями, рвами и турами. Кони падали, ломали ноги и шеи, люди летели кувырком.
Но первыми к лагерю подскакали кони без всадников – и забили ямы своими телами.
Алек скакал на вороном, увидел, как серый в яблоках перемахнул колья заграждения, стоптал одного берича, второй увернулся, полоснул коня мечом по крупу и направил мысль о смерти.
Ядовитую думу едва ли заметил бы человек, но для животного она, конечно, оказалась смертельна – серый рухнул на полном скаку, перевернулся через себя, взметнув голову в последнем усилии.
Алек подхлестнул коня, но тот вдруг встал как вкопанный. Алек был не слишком хорошим наездником, седла на вороном не было, и молодой вой перелетел через шею коня, едва не испытав грудью остроту кольев. Тело само извернулось, занимая правильное для падения положение, но на пути встретилось что-то истошно орущее. Алек сшиб орущее и приземлился сверху. Подхватился, занося меч.
Мальчишка. Младше его самого. Много младше. Колено разбито, похоже, что лошадиным копытом, похоже, что именно этой лошади, которая рядом бьется, пытаясь встать. Маленький берич поднял глаза, вскочил и схватился за меч. Удар был сильный и неумелый. Алек не отбил. Просто увернулся.
Удар ухнул в пустоту, увлекаемый инерцией, мальчишка развернулся к противнику спиной, и Алек от души отвесил ему пинка пониже этой самой спины.
