– До свидания. А когда мы увидимся? – несмело спросил я, нарушив нашу договоренность.
– Не знаю, не знаю… – неуверенно ответил Чак. – Если надо будет, я тебя разыщу.
И опять, только он отошёл от меня, я сразу потерял его из виду.
В отличие от нашей школы, где все уроки проводились в одном классе, здесь, в Киеве, ввели так называемую кабинетную систему. Это значит, что первый урок в одном классе, второй – уже в другом, третий – ещё в другом и так далее. Только прозвенел звонок – собирай второпях вещи и айда, чтобы не опоздать. Ведь и позавтракать надо, и сбегать, может, куда-то или ещё что-нибудь. Конечно, это интересно (в каждом кабинете своя обстановка, наглядные пособия, аппаратура), но при этом всё время ведь следить надо, чтобы не растерять свои вещи.
То и дело слышишь:
– А где моя «Зоология»?
– Ой, я кед потерял!
– Люди! Тетради моей никто не видел?
Самые любимые мои уроки – физкультура и труд. Помимо того что они мне просто нравятся, люблю я их ещё и потому, что тут я никогда не бываю в отстающих. Даже наоборот. И физкультурник Николай Ярёмович, и преподаватель труда Александр Иванович часто говорят:
– Вот берите пример с Наливайко! Молодец, Стёпа!
Игоря Дмитруху аж передёргивает от этих слов. Но он
ничего не может сделать. Хотя его брат известный спортсмен, по заграницам разъезжает, бегаю и прыгаю я лучше, чем Игорь. А об уроках труда и говорить ничего.
Уроки труда у нас с девочками раздельные. Девочки себе в классе с Ириной Владимировной переднички и ночнушки шьют, а мы в мастерской с Александром Ивановичем слесарим. Кстати, Дмитруха, прямо скажем, в этом деле не на высоте. Видно, дома он никогда молотка в руках не держал. И Валера Галушкинский не большой мастак, и Спасокукоцкий с Кукуевицким, да и Лёня Монькин (хотя этот чуть получше). А меня папа сызмальства приучал. И в мастерской я чувствую себя как рыба в воде. И это Игорево «Муха» в мастерской звучит как-то не очень слышно и даже не оскорбительно.
Когда Сурен впервые пришёл на урок труда, я уж так старался, так старался, как никогда. Но желаемого эффекта не получилось. Сурен то ли от неумения, то ли случайно ударил себя молотком по пальцу – аж под ногтем почернело, – ужасно смутился и уже не смог оценить мои трудовые подвиги.
Игорь Дмитруха сразу же этим воспользовался:
– А Муха, смотри, старается! Ишь! Аж капля под носом. Не люблю таких выскочек. Филипп из конопли!
Спасокукоцкий с Кукуевицким захихикали.
Не было желаемого эффекта. Не вышло. Опять Игорь взял верх.
Прошло уже три дня с тех пор, как я попрощался с Чаком. Он не появлялся. Мне даже начало казаться, что всё это мне приснилось, что никаких встреч с Чаком, никаких путешествий в прошлое не было.
Сегодня утром на первом уроке Лина Митрофановна сказала:
– Дети! Мы с вами должны показать нашему гостю Сурену наш замечательный город и познакомить его со славной историей древнего Киева. Согласны?
– Согласны! – хором ответили мы.
– Начнём сегодня – у Сурена как раз нет съёмок. После уроков мы с вами пойдём на экскурсию в музей завода «Арсенал».
Последние слова Лина Митрофановна произнесла особенно торжественно. Она вообще была немного артисткой, наша Лина Митрофановна. Высокая, стройная, красивая, она откидывала голову назад, когда говорила что-то значительное, и голос её при этом звенел, как на сцене.
Я обрадовался.
Я вообще люблю разные экскурсии, люблю узнавать что-то новое, особенно историческое. Наша Мария Степановна, учительница в селе, тоже часто организовывала для нас экскурсии – и на сахарный завод, и по местам боевой славы, и в Киев мы ездили, в лавре были, на Выставке передового опыта. Но в музее завода «Арсенал» я никогда не был.
Ехали мы шестьдесят вторым автобусом. Людей был полон салон. Наш класс весь столпился на задней площадке. Нас с Тусей Мороз прижали к окну. Я обеими руками держался за поручень и, когда автобус подбрасывало (вы знаете, как подбрасывает на задней площадке), напрягал все силы, спиной удерживая людей, чтобы не придавили Туею. Правда, от моих усилий было мало толку. Туся то и дело ойкала и морщилась.
– Скажи, а ты мог бы совершить подвиг? Если бы война была, революция или что-то такое? – неожиданно спросила она меня тихо, покраснела и, не дожидаясь моего ответа, сама сразу сказала:
– Думаю, мог бы. А вот я, наверное, нет… Я такая трусиха. И так боюсь боли. Ой! Когда больно, всегда плачу.
Я смутился. И ещё сильнее уперся руками. Но автобус снова подбросило, и Туся опять ойкнула.
А Игорь Дмитруха и Валера Галушкинский при каждом подбрасывании весело визжали, хохотали и что- то выкрикивали:
– Космический корабль «Икарус-62» вышел на орбиту!
– Проходим верхние слои атмосферы!
– Перегрузки растут.
– Братцы, я чувствую невесомость! Мои ноги не касаются пола!
– Мои ноги, ноги, ноги не касаются пола! – запел Игорь Дмитруха.
– Мои ноги не касаются пола! – подхватил Валера Галушкинский.
Наконец в динамике послышался голос водителя:
– Станция метро «Арсенальная»! Шестой «Б», выходите быстрее! Не задерживайте!
Мы высыпали из автобуса, как горох из мешка.
Я не раз проезжал и проходил по этой площади, но тогда как-то по-особенному смотрел и на станцию метро «Арсенальная», и на памятник-пушку на постаменте, и на стены «Арсенала» – на те навсегда оставленные для истории побитые пулями два нижних этажа и на два верхних – недавно надстроенных. Над входом в музей – барельеф, изображающий сражающихся арсенальцев.
– Заходим, заходим! Организованно! Парами! И не кричать, не бегать, вести себя, как подобает пионерам! Заходим! – командует Лина Митрофановна.
У маленького столика при входе, на котором лежит толстенная книга отзывов, нас встречает экскурсовод – приветливая темноволосая женщина.
Высокие сводчатые залы. Экспонаты. Музейная тишина.
И вдруг наверху над нами что-то загудело: у-у-у-у!
– О! А это что? – удивленно спросил Дмитруха.
– Станок, – улыбнулась экскурсовод. – Наверху, над нами, цех. Это же завод.
– Да я просто так спросил. Я и сам знаю, что это станок, – сказал Дмитруха, но видно было, конечно, что он не сразу догадался. Да и на самом деле трудно было догадаться. В этой музейной обстановке, среди экспонатов, среди старинных вещей, документов, стендов как-то трудно было себе представить, что над нами современный заводской цех, где у станков стоят рабочие, такие как мой папа, который в это время тоже стоит у станка в своей экспериментальной мастерской.
Экскурсовод начала с далекого 1764 года, когда завод был основан как «арсенальные мастерские», в восемнадцатом-девятнадцатом столетиях здесь ремонтировали и изготавливали разные виды вооружения, включая артиллерийское.
Я слушал и рассматривал экспонаты. Вот на первом стенде гвозди, которые использовали при строительстве мастерских, – огромные, ручной ковки (каждый гвоздь выковать надо было!). Кирпичи. На каждом кирпиче клеймо – «Снежко» (надо же, пробился в историю фабрикант!).
Вьючное седло системы Грум-Гржимайло для перевозки горной артиллерии. Хорошее седло!
А дальше другая продукция завода – штыки, кинжалы, сабли.
Самовар, из которого пили чай рабочие-арсенальцы.
Второй зал. Оружие! Прямо глаза разбегаются. Ружья, винтовки, пулемёты, пистолеты.
– О! О! – шепчет Дмитруха. – Американский кольт! О! «Ро-от-манлихер!»
