вновь пригубил из кубка — вино успокоило меня и расслабило, сгладив нервное потрясение.
— Я искал смысл жизни.
Я уставился на него и рассмеялся.
— Каким образом? — вырвалось у меня, хотя в следующий миг я уже сам понял.
— Я проникал в разум разных людей, сравнивал, — отозвался он задумчиво.
— Так ты искал смысл человеческой жизни? — фыркнул я.
— Ты считаешь, что у нас он иной? То есть мне следовало бы читать мысли магов?
— Мы похожи, но мы другие.
Я расслабился от вина, но не настолько, чтобы не почувствовать легкое знакомое давление. Меня это мгновенно вывело из себя. Я так ответил на эту его попытку, что Дорстар отпрянул, опрокидываясь навзничь вместе со скамьей. Я склонился к нему. Маг бледный, не в силах шевельнуть ни пальцем, лежал на полу, а на лице его застыла гримаса боли.
— Еще раз попробуешь, навсегда забудешь, кто ты, — зло посулил я. — А теперь вставай. Будем считать, что ты неудачно пошутил…
Я протянул ему руку. Дорстар поднялся, тяжело дыша — лоб его покрылся испариной.
— Ты можешь стереть память? — произнес он тихо.
— И стереть, и изменить — что тебе больше нравиться?
— Я… не знал, что ты в совершенстве владеешь гипномагией.
— Теперь знаешь. Не трудно будет запомнить, если учитывать, что нас таких всего трое.
— А Игниферос, он пытался? — осторожно спросил он.
— Он понял, что не стоит. Он учил тебя?
— Да, азам…
— Насколько я понимаю, гипномагией могли владеть только представители нашего рода. Ты не родственник Игниферосу? Он, правда, говорил, что у него не было сыновей…
— Дальний, — он нахмурился. — У него были две дочери, но они погибли в одну из войн вместе со своими уже взрослыми детьми. Кажется, сам Ментепер был тому виной…
— Какой у нас милый семейный шкаф со скелетами, — заметил я. — Теперь я не буду задаваться вопросом, почему дядя меня на дух не выносит. Так ты все-таки из его рода?
— Я десятый в колене.
Я кивнул и продолжил:
— Думаю, тогда тебе следует знать — со смертью своего брата Игниферос решил вернуться в первую обитель и вновь объединить разрозненных колдунов. Не знаю, что у него получится из этой затеи, но так оно было, когда я уехал из Бинаина. Может, тебе стоит поискать смысл жизни на нашей древней родине?
На лицо его легло удивление.
— Игниферос решил объединить светлых и темных колдунов? — он, не веря, покачал головой. — Но первая обитель — там же все безжизненно!
— Уже нет. Прошло много лет, и тот мир восстановил сам себя, — я умолчал о некоторых деталях.
— Не думаю, что все изменится, даже если объединение состоится, — он пытливо посмотрел на меня. — Почему ты уехал оттуда? Со смертью твоего отца тебе передается право наследования.
— Чем? Руинами?
— А если обитель восстановят? Ты мог бы разделить власть…
— Я уже правил темной обителью два года — мне этого хватило, — я поморщился. — Кроме того, все они боятся моего 25-летия еще больше меня самого…
— Значит, ты все же боишься?
— Утро сегодня выдалось тяжелым, — буркнул я.
— Следовательно, ты все решил подстраховаться и покинуть Бинаин и переждать в другом мире?
— Что-то вроде того.
— Думаю, тогда тебе и здесь не стоит оставаться, — заметил Дорстар. — Я изучил много миров — впереди как раз лежит целая цепь безлюдных и пустынных. Пережди в одном из них. Через неделю, я проверю как ты и… если вдруг с тобой случиться несчастье, я могу сообщить Игниферосу…
Я опустил взгляд в опустевший кубок.
— Добрый ты, Дорстар, — я криво улыбнулся.
Он вздрогнул.
— Ты знаешь мое имя? Прочел…?
— Нет. Я редко пользуюсь гипномагией… Дирф все уши мне прожужжал о тебе.
— Он разговорчив, это точно, — согласился Дорстар. — Но я до сих пор не знаю твоего имени.
— Тэрсел.
— Я не вижу на тебе амулета. Неужели они отобрали его у тебя?
— Хотел бы я взглянуть на того, кто посмел бы это сделать, — я нахмурился. — Я забыл его у своего сына.
От воспоминаний в душе расползлась боль, и я вновь потянулся за вином.
— И знаешь, что, — произнес я, глядя на примолкшего мага огня. — Нравиться тебе это или нет, но я должен уничтожить башню.
— Но…!
— Сохранять ему жизнь — еще более жестоко! — я поднялся. — Ты пойдешь со мной?
Он кивнул. Мы вернулись в мир пустыни. Время здесь давно перевалило за полдень. Горячий ветер сдувал песок с гребней барханов. Стояли мы на вершине одной из дюн футах в пятидесяти от башни. От выпитого вина и жары у меня слегка кружилась голова.
— Так странно, — прошептал я и на миг прикрыл глаза. — В Бинаине сейчас зима, а Брингольд, верно, засыпан снегом…
— Ты так и не ответил, — вернул меня к действительности голос Дорстара. — Какой ты маг?
— Я — маг ветра, — ответил я.
Дорстар вздрогнул, а Шэд глухо заворчал, когда откуда-то словно издалека послышался раскат грома. В ясном бирюзовом небе над башней скользнул завиток темного тумана. Раскручиваясь черной спиралью, он превратился в воронку, с протяжным стоном опустившуюся на башню и поглотившую ее. В теле смерча пробежали золотистые змейки молний, а потом башня дрогнула, смерч скрутил ее с основания, с легкостью, как если бы он выдернул из земли сорняк. Башня закружилась в воздухе, кирпичная кладка разлетелась на полфута с такой легкостью, словно ее не связывал раствор, а потом со страшной скоростью понеслась обратно, сжимаясь. Нас осветила яркая вспышка, донесся глухой хлопок, и все исчезло. Дорстар стоял, вытаращив глаза.
— Это магия ветра? — произнес он недоверчиво.
— В основном, да.
Мы подошли к тому месту, где раньше стояла башня. Теперь здесь была большая круглая яма, в которой ничего, кроме такого же, как и везде, песка, не было. Дорстар хмуро оглядел углубление, перевел взор на меня.
— Не смотри на меня так, — произнес я. — По крайней мере, жители деревни будут счастливы, и страшные звуки не будут пугать их по ночам. А он больше не будет испытывать мучений.
— Может быть, ты и прав, — он посмотрел в сторону селения. — Так ты согласен с моим предложением?
— Более лучшего варианта не вижу, — признался я.
— Тогда возвращайся пока в таверну. Я ненадолго загляну в деревню и предупрежу жителей насчет башни. А потом присоединюсь к тебе.
— Хорошо.
Я с Шэдом вернулся в таверну и заказал себе ужин — здесь за окном уже смеркалось, небо было пасмурно, и моросил холодный дождь.
— Что-то мне в нем не нравится, Шэд, — прошептал я, трепля его за загривок. — Но копаться в его
