со своей стороны, должен очень захотеть продолжать эту связь. Для выполнения этой задачи у Ольги Решиной был целый арсенал хорошо отработанных и многократно использованных приемов. Ведь своего мужа Бороданкова она поймала именно таким образом.
А вот на втором этапе Оборину в голову должна прийти гениальная идея. И она уже знала, какой эта идея должна быть.
Но в одном она сказала правду: ей и в самом деле пришлось солгать мужу, будто она едет к приятельнице на дачу и, если заболтается допоздна, возвращаться вечером уже не будет. Александр Иннокентьевич отнесся к этому совершенно спокойно, он был уверен, что если Ольга ждала его столько лет, то попусту рисковать своим семейным благополучием не станет. Иначе зачем были все эти жертвы? И потом, впереди их ждет такая жизнь, что было бы непростительной глупостью сейчас поставить их брак на грань развода. Нет, доктор Бороданков был достаточно трезвомыслящим человеком, чтобы не впадать в грех ревности. Единственный мужчина из окружения Ольги, вызывавший у него опасения, – Шоринов. Во-первых, он финансирует проект и, когда препарат будет готов, начнет получать невероятные прибыли, не уступая по степени богатства самому Бороданкову. А во-вторых, он был когда-то любовником Ольги, но это она так говорит. А что, если они не прервали отношений до сих пор? Не затевают ли они вместе какую-нибудь комбинацию, чтобы потом оставить его, Бороданкова, с носом?
Александр Иннокентьевич никогда не говорил жене об этом открытым текстом, но Ольга Решина знала, что он думает именно так. Она хорошо изучила своего супруга и ход его мыслей могла предсказывать на неделю вперед. И потом, она видела тень недовольства, которая каждый раз омрачала лицо Бороданкова, когда она разговаривала с Шориновым по телефону, а тем более когда собиралась на встречу с ним.
Но, как бы там ни было, будить в муже ревность ни в коем случае нельзя. Как знать, вдруг взбрыкнет. Ведь тогда Ольга останется у разбитого корыта. У Шоринова молоденькая любовница, и если он и решится на развод, то уж точно не ради нее, Ольги. Бороданков завоюет мировую славу и уедет на постоянное жительство за границу. Шоринов будет грести деньги на эксклюзивном производстве бальзама. А она?
Нет, рисковать нельзя. Поэтому ни о каком Оборине ее муж знать не должен. А когда узнает, то это будет уже совсем другая песня…
Ночь Настя Каменская провела без сна. Снова и снова в голове ее возникал приятный баритон, который она хотела бы никогда больше не слышать. Снова и снова вспоминала она осень девяносто третьего года, два года назад, когда впервые услышала этот голос. Тогда он подчинил ее себе, заставил взять больничный, сидеть безвылазно дома и временно устраниться от работы по раскрытию убийства никому не нужной алкоголички Вики Ереминой. Она сделала так, как он велел, но сумела собраться, сосредоточиться и, заручившись помощью и поддержкой своего начальника полковника Гордеева, внесла смуту в ряды противников, перессорила их и разрушила, не выходя из квартиры, всю их хитроумную постройку. Тогда они потеряли двух человек. Один погиб, другой остался инвалидом и комиссовался. Но то было тогда… А что ему нужно сейчас?
Он ничего не требовал, не угрожал, не ставил никаких условий. Он просто поинтересовался ее самочувствием. Напомнил о себе. Зачем? Почему именно сейчас? Неужели Тарадин?
Этот человек, имени которого Настя не знала, позвонил как раз тогда, когда Тарадин засветился в «Лозанне» и, отсидев больше суток в камере для задержанных, пришел к ней домой. Выходит, его отслеживали из отделения милиции и довели до Настиного дома. Но что они хотят? Зачем она им?
Несмотря на взвинченность и нервозность, она принялась по обыкновению просчитывать варианты – это всегда ее успокаивало. Вариант первый: человек с приятным баритоном является представителем тех людей, которые замешаны в убийстве любовницы Денисова. И если он позвонил именно сейчас, значит, Тарадин подошел к ним слишком близко.
Вариант второй: этот человек не имеет ничего общего с убийцами Лилианы Кнепке. Тогда кто он? Для чего звонит ей? Ответ очевиден и крайне неприятен. Это человек самого Денисова. Эдуард Петрович достаточно проницателен, чтобы понимать: она, Настя, боится оказаться повязанной с ним. А использовать ее ему нужно. И сейчас он пытается сломать ее руками человека с приятным баритоном, а потом заставить работать на себя опять же через него. Она и знать не будет, что выполняет задания Эдуарда Петровича. Денисов, услышав ее лишенный энтузиазма голос по телефону, понял, что она отнюдь не рада его просьбе, и решил использовать объективно сложившуюся ситуацию с Тарадиным и поисками убийцы для того, чтобы сделать Настю своим послушным орудием. Вот это уже совсем плохо. О том, что неведомая контора имеет длинные руки, недреманное всевидящее око и своих людей во всех правоохранительных органах, Настя узнала еще два года назад. О чем-то догадалась сама, а об остальном ей рассказал Володя Ларцев, которого контора шантажировала дочерью и в конце концов похитила девочку. И если к такой сильной организации сейчас присоединился сам Денисов, то головы Насте Каменской не сносить, это уж к гадалке не ходи.
Хмурая, невыспавшаяся и вялая, она с трудом поднялась с постели, стараясь не разбудить Лешу, долго стояла под душем, чтобы хоть немного взбодриться, влила в себя две чашки горячего крепкого кофе и поплелась на работу. Чем ближе подходила она к зданию на Петровке, тем больше крепла в ней решимость немедленно поговорить с Гордеевым. Если помощь Тарадину можно было оказывать партизанскими методами, то теперь ситуация повернулась так, что скрывать ничего нельзя. Выйдет только хуже.
Войдя в кабинет, она торопливо скинула куртку и позвонила по внутреннему телефону Гордееву.
– Заходи, – разрешил полковник.
Небольшого росточка, круглый, с блестящей необъятной лысиной, он меньше всего походил на великого сыщика и грозу преступного мира, зато внешне полностью соответствовал прозвищу Колобок, которое тянулось за ним с незапамятных времен. В это утро он, в отличие от Насти, пребывал в хорошем расположении духа и даже что-то напевал.
– Что у тебя, Стасенька?
– Беда, – бухнула она прямо с порога.
– Ну уж так и беда! – весело улыбнулся Виктор Алексеевич. – Что, прямо с самого утра?
– Нет, со вчерашнего вечера, – ответила она серьезно. – Виктор Алексеевич, похоже, меня опять контора достала.
– Какая контора? – не понял полковник.
– Та же, что и два года назад. Та, на которой Ларцев сломался.
Гордеев снял очки, швырнул их на разложенные на столе бумаги, поднялся и медленно подошел к окну. Какое-то время он стоял спиной к Насте, и она пыталась угадать, какое у него сейчас выражение лица. Злое? Растерянное? Задумчивое? Наконец он повернулся и снова сел за свой стол.