нет.
– Лихо сказано, – хмыкнул Гордеев. – Значит, убийца целой семьи вместе с малыми детьми гуляет на свободе – пусть. Насильник с перевернутыми мозгами шляется по темным улицам – тоже пусть. Вообще все – пусть. Мы должны встать стройными рядами и двинуться на борьбу с невидимой и неведомой конторой. На каком, спрашивается, основании? Будем мстить за то, что два года назад они убили Женю Морозова и сделали инвалидом нашего Ларцева? Или будем их шлепать по попке за то, что они тебя беспокоят телефонными звонками? Я хочу услышать от тебя четко сформулированную цель нашего похода против конторы. И если твоя цель совпадет с моей – будем действовать вместе.
– Виктор Алексеевич, – Настя сделала глубокий вдох и задержала воздух в легких, потом медленно выдохнула, – наш разговор ушел в сторону. Вы хотите услышать от меня, что разработка конторы даст нам возможность свернуть шею Денисову. Посадить его вряд ли удастся, мы с вами не склонны переоценивать свои силы. Но по крайней мере мы сможем сделать так, что он больше никогда не обратится ко мне ни с какими просьбами, даже самыми невинными. Он даже закурить у меня не посмеет попросить. Он вообще забудет мой телефон и мое имя. Вы хотите это услышать? Считайте, что вы это услышали. План разработки я принесу вам через два часа.
– Ну что ж, – задумчиво произнес Гордеев, – ты оказалась сильнее, чем я думал. Взрослеешь, Стасенька. Между прочим, я давал тебе на составление плана два дня, и они уж три дня как прошли.
– План был готов вовремя. Просто я его не отдавала.
– Понятно, – усмехнулся начальник. – А сейчас будешь за два часа его переделывать?
– Буду. Появились новые данные, и они должны быть учтены в плане.
– Ладно, через два часа жду. Иди, Анастасия.
Она поднялась и пошла к двери. Сильно болела голова, она вдруг вспомнила, что последний раз ела вчера вечером, сегодня утром только выпила кофе и сок, а сейчас уже половина седьмого вечера. В горле стоял ком, который Настя никак не могла сглотнуть, это часто случалось, когда она нервничала, и продолжалось порой по полтора-два месяца.
Она уже взялась за ручку двери, как услышала за спиной:
– Стасенька!
– Да, Виктор Алексеевич? – спросила она, не оборачиваясь.
– Тебе очень тяжело?
Почему-то ее глаза прилипли к царапине на деревянной обшивке двери. Настя тупо вглядывалась в эту длинную, сантиметров двенадцать, светлую полосу, словно хотела выискать там ответ на вопрос Гордеева. Внезапно глаза ее наполнились слезами, губы свело противной судорогой. Она понимала, о чем спрашивал ее Колобок. Не о том, что она устала, что взвалила на себя непомерно много работы. И не о том, что она безумно боится конторы и живет в постоянном страхе перед столкновением с ней. Он спрашивал ее о Денисове. Да, ей было очень тяжело, потому что Эдуард Петрович Денисов нравился ей и был ей глубоко симпатичен. Она отдавала себе отчет в том, что он крупный криминальный воротила, что он купил, приручил и положил себе в карман целый город вместе со всей администрацией, органами власти и управления. Но она помнила, что, как только Эдуард Петрович заподозрил, что в ЕГО городе какие-то уголовники совершают тяжкие и жестокие преступления, он немедленно поднял на ноги всю милицию и не успокоился, пока убийцы не были найдены. Она помнила, как прощалась с ним, уезжая из его города. Помнила его слова: «Я сделаю для вас все, Анастасия, все, что могу, а могу я даже то, что невозможно». Она помнила, как он приехал в Москву за телом сына и вместе с Настей пошел на похороны человека, защищая и охраняя которого погиб его сын. И как он ни словом не упрекнул ее за то, что не сберегла его мальчика.
Она все понимала про Эдуарда Петровича Денисова. И в то же время она все помнила. А вот теперь ей нужно решить, что же все-таки важнее: то, что она понимает, или то, о чем помнит. Но, похоже, возможности выбора у нее нет. И ей нужно заставить себя смириться с этим.
Она ничего не ответила начальнику, боясь, что голос выдаст ее. Она только молча кивнула, так и не повернувшись к нему лицом, и торопливо вышла из кабинета.
Глава 10
Юрию Оборину предстояло много дел, ведь он собирался «уйти в подполье» как минимум на две недели, а если повезет, то и на месяц. В аспирантской среде такие «уходы» были распространены довольно широко. Когда молодой ученый набирал достаточное количество материала и нужно было плотно садиться, чтобы его систематизировать, анализировать и описывать, как назло случались всякие непредвиденные вещи, которые никак не давали сосредоточиться и углубиться в работу. Это был злой рок, висящий над всеми аспирантами юрфака, а может быть, и всего университета. Как только дело доходило до написания параграфа или главы, сей же час либо заболевали все преподаватели кафедры и нужно было немедленно все бросать и бежать вместо них на занятия, либо на кафедру сваливалось невероятное количество поручений на рецензирование каких-то монографий, диссертаций, законопроектов и прочих творений, и к делу подключались все вплоть до аспирантов-первогодков (рецензировать они еще не умеют, но хоть текст напечатают). Очень популярным был «прикол» в виде внезапного приезда родственников, которым негде остановиться, кроме как у означенного аспиранта. В свете необходимости интенсивно поработать над текстом диссертации очень выгодно смотрится любое, даже крошечное изменение законодательства, потому что немедленно после опубликования нового закона в газете нужно хватать, во-первых, фондовые лекции, во-вторых, рукописи, готовящиеся к изданию, и срочно вносить коррективы. На этот аврал тоже поднимали всех – и хворых, и бесталанных. А если принять во внимание, что разговоры о принятии новых уголовного и уголовно-процессуального кодексов ведутся уже три года, но вместо цельных и внутренне логичных кодексов Дума все время принимает какие-то законы, вносящие частные изменения, неумело латая тришкин кафтан устаревшего законодательства, то постоянная переделка учебных и научных материалов, программ, рукописей, методичек висела над сотрудниками кафедры уголовного права дамокловым мечом.
Одним словом, если аспирант хотел написать более или менее связный текст, ему приходилось «уходить в подполье», иными словами, становиться недоступным, не выходить из дома и, главное, не подходить к телефону. Во избежание недоразумений перед «уходом» следовало предупредить всех заинтересованных лиц, чтобы не беспокоились и не звонили в милицию с криками о пропавшем человеке, не приезжали и не взламывали дверь. Кроме того, нужно было сделать какие-то обязательные дела, нанести все обязательные визиты и купить продукты. После этого можно было смело раскладывать на столе бумаги и садиться за машинку или за компьютер.
Оборин на начало октября «подполье» не планировал. У него была полностью готова первая глава диссертации, собран эмпирический материал для второй главы и даже написан теоретический параграф, так что для завершения второй главы ему осталось проанализировать эмпирику, а уж потом ее описывать. Из результатов этого анализа будут вытекать теоретические положения и практические рекомендации, которые
