– Похоже, она использует информацию, полученную от Кеттлимана. Питерсон расскажет вам по дороге. У меня все, конец связи.
Некоторое время я молча смотрел на трубку, прежде чем повесить ее. “Все, конец связи”. Некая стандартная заключительная фраза, ставшая таковой в основном благодаря кино – в жизни она используется не столь уж часто – в данной обстановке приобретала особое значение. Нечто вроде большого красного сигнала, сирен и предупредительных ракет одновременно. “Все, конец связи”. Другими словами, хватай спасательный жилет, бродяга, и бегом к шлюпкам, корабль идет ко дну. Я сделал глубокий вдох. Еще один длинный тяжелый день и ночь. Правда, если бы я стремился к более спокойной работе, то со своим опытом давно получил бы место ночного сторожа. Марта была бы в полном восторге, хотя, возможно, предпочла бы что-нибудь посолидней и не связанное с ношением оружия. Однако сейчас было не самое подходящее время размышлять о Марте Борден, которая впоследствии стала Мартой Дивайн, а теперь, похоже, не прочь превратиться в Марту Хелм, тем более, что я и сам мог бы привести некоторые доводы в пользу подобного замысла…
Седан, который остановился на обочине, когда я вышел наружу, действительно оказался зеленым, и я понял, почему модель осталась неуказанной. Это был один из тех ничем не примечательных среднегабаритных автомобилей, которые Детройт продолжает упорно производить, несмотря на то, что сегодня люди предпочитают покупать маленькие модели. Я подозреваю, что подобные машины явились результатом стремления производителей добиться максимальной экономии в производстве, для чего они объединили свои возможности. В результате одна и та же сборочная линия в понедельник выпускает крайслеры, во вторник и среду форды, а в четверг и пятницу изделия Дженерал Моторз, соответственно меняя только торговую марку и радиаторную решетку. Я еще застал былые времена, когда владельца форда невозможно было спутать с владельцем шевроле, причем и тот и другой с презрением поглядывали на любителя плимута. Теперь же все мы ездим на “датсунах”, тойотах, мерседесах и “фольксвагенах”, пока национальная автомобильная промышленность продолжает пребывать в дремотном состоянии. Разумеется, размышления эти не имели ни малейшего отношения к делу, так же, как и мысли о Марте Дивайн, но по крайней мере позволяли не думать о том, о чем думать не хотелось. Я бросил сумку на заднее сидение и уселся рядом с шофером.
– Куда направляемся?
Питерсон тронулся с места с видом заправского водителя, который попусту растрачивает свои таланты на семейном седане. Как ни старайся, а перевести рычаг автоматической коробки передач в положение “ход” совсем не то же самое, что небрежно и изящно работать пятью скоростями.
– Гавань Айлендер, – ответил он. – Они поехали посмотреть стоящий там катер и выяснить, кто находится на борту.
– Судя по всему, это пятидесятифутовое судно, именуемое “Сер-Джан”, – хмуро предположил я, и он кивнул. – Интересно, кто надоумил мисс Брэнд?
– Собственно говоря, это были вы, – несколько злорадно заявил Питерсон. – Дело в том, что нам стало известно о появлении таинственного катера примерно этих размеров. Потом переговорили с вашим агентом, который следовал за нами. Выслушав Кеттлимана, Элли настояла на том, чтобы с вами связались. Этот темнокожий парень позвонил – выяснить, где вы, и его жена сказала, вы направляетесь сюда. Кроме того она упомянула, что вы расспрашивали о таком-то катере, а его обнаружили в Нассау… Сами знаете, какой становится Элли, когда выходит на след. Ничто не могло заставить ее отказаться от мысли взглянуть на этот проклятый катер, пока мы ждали вашего прибытия.
– Фреду пора бы научиться помалкивать о том, что связано с работой, – сказал я. – Кстати, не советую называть его темнокожим в лицо.
– Как бы там ни было, у него есть оружие, и надеюсь, она в безопасности, – заявил Питерсон, никак не отреагировав на мои слова. – Свой пришлось оставить в Майами.
Я не стал говорить, что его револьвер у меня за поясом; Питерсон и безоружный был достаточно опасен. – Так что же рассказал Элли этот Кеттлиман?
Питерсон поколебался, потом пожал плечами и сказал:
– Какую-то невероятную историю. По его словам, корабль налетел на парусную яхту и начался сущий кошмар.
Я нахмурился.
– Еще раз и помедленнее, пожалуйста. Стало быть, Кеттлиман сказал вам – сказал Элли – что “Фэйрфакс Констеллейшн” столкнулся с какой-то парусной яхтой? Насколько разумею, третий помощник, Юрген Хинкамф ни слова не говорил о каком бы то ни было столкновении, ни ей, ни кому-либо еще.
– Оно и понятно. – В голосе Питерсона прозвучало удивление моей тупости. – Пораскинь мозгами, парень. Ведь столкновение-то произошло по его вине, правильно? Именно он стоял на вахте. Кто же станет трубить на весь мир, что писал письмо подружке, а помощник вздремнул или что-нибудь в этом роде; а идущий на автопилоте танкер, за которым никто не следил, в темноте налетел на яхту? Для него это означало бы конец служебной карьеры, а возможно, еще и суд и тюрьму. Но никто на борту, кроме него и Кеттлимана, яхту не видел, а Кеттлимана он считал мертвым, вот и предпочел не распространяться о случившемся.
– Расскажи о столкновении, – попросил я. – Что говорит Кеттлиман?
Питерсон еще раз выразительно приподнял мускулистые плечи.
– Собственно говоря, для танкера это и столкновением трудно назвать. Огромный корабль способен сокрушить яхту так, что никто на борту ничего и не заметит – все равно что грузовик, наехавший на жука, – но в данном случае Кеттлиман припомнил, что ему положено стоять на вахте. Судно шло со скоростью четырнадцать узлов, когда он поднялся и выглянул в окно мостика. Увидел прямо по курсу отблеск света и едва различимые очертания белых парусов. Окликнул офицера, третьего помощника, который бросился к нему, но было уже слишком поздно. Они ничего не могли изменить. Чтобы остановить такую махину, требуется три или четыре мили – а у тех, что побольше, на это уходит миль восемь-девять – и даже на сильный поворот штурвала они реагируют только спустя изрядную долю мили. Поэтому оба наблюдателя просто беспомощно застыли на внешнем крыле мостика, наблюдая, как крошечные паруса исчезают под форштевнем танкера и ожидая, возможно, легкого содрогания или скрежета, и вдруг… БАБАХ! Судно превратилось в огнедышащий кратер. Кеттлимана сбросило с мостика в воду, и он остался позади – судно продолжало идти со скоростью тринадцати или четырнадцати узлов, но он нашел крышку люка, которую выбросило вместе с ним, и забрался на нее. Увидел, как пылающий корабль остановился наконец в паре миль от него и начал погружаться в воду, носом вперед.
Когда Питерсон сделал паузу, я спросил:
– Ты упоминал о каком-то катере? Питерсон раздраженно отмахнулся.
– Не подгоняй, парень! Я сам все расскажу, ладно? Разумеется, Кеттлиман попытался плыть в сторону корабля, надеясь, что там успели спустить хотя бы одну шлюпку, которая его подберет. И тут услышал отдаленный звук мотора, оглянулся, увидел приближающийся большой рыболовный катер, по его словам, рассекающий воду, как эсминец. Странное дело, судно шло, не зажигая огней, так что Кеттлиман видел только вырисовывающиеся на фоне неба очертания надстройки и белую пену у носа. Но тогда он не задумывался об этом, просто ждал, когда катер подойдет достаточно близко, чтобы можно было позвать на помощь. Он, конечно, подумал, что катер спешит на выручку горящему танкеру и проплывет неподалеку. Катер же, не доходя до него, сбавил ход и сделал круг, будто в поисках чего-то. Кеттлиман увидел скользнувший по воде луч, потом катер остановился и поднял что-то на борт. Кеттлиман говорит, это был большой, черный блестящий предмет, напоминающий человека в мокром костюме. После этого катер развернулся и направился туда, откуда приплыл, и не подумав прийти на помощь команде тонущего судна. Кеттлимана это просто взбесило. Его относило все дальше и дальше. Утром к месту происшествия прибыло спасательное судно, да Кеттлимана проглядели. Два дня спустя на него наткнулся рыбак, поднял на борт и отвез в маленькую деревушку на одном из дальних Багамских островов. Связь был неважной, и прошла почти неделя, прежде чем удалось договориться перевезти его в Нассау для лечения ожогов.
Я с интересом выслушал его рассказ, но наиболее интересным в данный момент показалось мне то, что мистер Уоррен Питерсон, который никогда не испытывал к покорному слуге особой симпатии, столь старательно посвящает меня во все подробности. Даже если Элеонора пущей быстроты ради попросила его по дороге ввести меня в курс дела, можно было ожидать скорее краткого и сухого отчета, а не столь
