костюме.
И понял, что ей понравилось. Далее сказал с улыбкой мистер Нилл:
— Александр, ты становишься действительно настоящим шофером.
Он поблагодарил его за сомнительный комплимент. Юджиния легко усмехнулась: она-то знала, кем он в действительности становится.
Все сели в машину. Он поздравил семью с праздником, они тоже пожелали ему всего хорошего. Кроме Юджинии, она молчала.
Семья Нилл ехала в дорогой привилегированный ресторан праздновать, он должен был ждать в машине, чтобы потом везти их дальше. За один этот вечер мистер Нилл платил ему сто долларов. Они поехали. Александр впервые видел мистера Нилла в смокинге, и тому он шел. Клуиз была одета супермодно, что называется, экстравагантно, — он поразился, как может быть голо и прекрасно женское тело… когда отбросились меха. От его белочки чем-то вкусно пахло, она, бесспорно, была цветком семьи.
Всю дорогу они шутили, были в хорошем настроении, но он не прислушивался и только постоянно ловил внимательный взгляд Юджинии в зеркальце.
Припарковавшись у ярко освещенного подъезда, он помог им выйти. Портье хотел забрать машину, но он остановил его жестом. Мистер Нилл сказал, что он может съесть свой ужин в кафе напротив. И потянулся к карману. Александр поблагодарил, ответив, что не голоден. Он поставил машину за угол, включил музыку и вытянулся на сиденье. Играли легкий рок, он закрыл глаза и задумался. Александр вспомнил, как встречал Новый год там, — компании, друзья, его звали наперебой, гулянья до утра. И здесь…
Единственный человек, который теперь у него был во всем мире, — это Юджиния. Он по-прежнему не понимал своих чувств к ней, но знал, что то ощущение чувства, которое она ему дает — не одиночества, — важнее всего. Она появится только через два долгих часа.
Сначала ему послышался стук, потом повторился, он глянул в окно и не поверил: это была Юджиния. Она прибежала к нему в одном тонком гарусном платье, с обнаженной шеей. Он быстро открыл дверцу, которая закрывалась автоматически. Она упала в его объятия и стала целовать. Эта девочка бежала ради него, к нему, чтобы поцеловать его, не дать быть одному, не чувствовать одиночества. Уже за это, он знал, будет благодарен ей до конца жизни.
Ее жаркие с холодом губы шептали ему, как они соскучились, как они ждали, и такое, что у него кружилась голова. Он сжимал хрупкость ее плеч и не верил: за что ему это.
— Я хочу к тебе, — шептала она.
— Что ты, Юджиния?!
— Ты быстро ездишь…
— Да, но даже я не смогу успеть все это…
— Я хочу…
Он закрыл ее губы поцелуем, потом поцеловал ее глаза. Ее рука коснулась его за ухом, и он вспомнил. Александр достал из кармана бархатную коробочку, обвязанную лентой.
— Это тебе, Юджиния.
Ее глаза лучисто засияли. За этот свет он отдал бы потом много лет своей жизни, лишь бы они светили.
— Это мне? — Она не поверила.
Он кивнул. Она осторожно раскрыла, и мягкая улыбка озарила ее лицо. Это была маленькая цепочка на руку, недорогая, но золотая. Она сразу стала надевать ее.
— Юджиния, — сказал Александр.
— Что?
Он покачал головой.
— Почему?
— Твоя мама слишком внимательна. А из туалета не приходят с новыми золотыми цепочками.
— Как жаль. — Она засмеялась и поцеловала его. — Ты умный.
— Нет, но иногда случается. Надо же кому-то быть умным, одному… Она улыбнулась.
— Это твой первый подарок мне. Я буду беречь его всю жизнь. Можно, я положу его сюда? — и она указала на его любимое место на ее теле. Он кивнул, и она опустила цепочку в вырез платья.
— Надеюсь, Клуиз не будет проверять там… даже при всей ее экстравнимательности. — Она обняла его и поблагодарила. Он был рад, что она ничего ему не подарила, это не был его праздник. Ей пора было возвращаться, и Александр подвез ее прямо ко входу, чтобы она не шла даже шага раздетая.
Она выбегала еще два раза, чтобы поцеловаться с ним и обнять его в машине. Было томно и сладко сжимать ее льнущее трепещущее тело.
Вскоре вышла вся семья, и они поехали в Бирмингем, к другу мистера Нилла, продолжать вечер и веселиться. Они ехали и обсуждали обед, и какое было французское вино, и какой десерт, а Юджиния мягко улыбалась и смотрела на него в зеркальце.
Неожиданно Клуиз вспомнила:
— Юджиния, что-нибудь случилось с твоим животом?
— А что? — спросила Юджиния.
— Ты три раза выходила в туалет в течение обеда. И не просто шла, а почти бежала.
Мистер Нилл с тревогой посмотрел на дочь.
— Ю? — Он часто звал Юджинию первой буквой ее имени.
— Все нормально теперь, до этого было плохо. Чуть-чуть.
Все успокоились. Как над ней дрожат, подумал Александр.
— Наверно, съела что-то некачественное, — сказал мистер Нилл.
— Но еда была отличная, — сказала Клуиз.
«С детьми всякое случается», — подумал мистер Нилл, и все взялись за коктейли.
Александр привез семью Нилл в замок поздно вечером, посетив дома еще двух друзей, после вечеринки у первого друга. Но когда в прихожей мистер Нилл протянул его готовый конверт, он отказался, сказав, что получил большее удовольствие, развозя их, чем когда-либо. И он не обманывал. На что мистер Нилл, который ничему в жизни не удивлялся или удивлялся, но очень редко, сказал:
— Хорошо, ты можешь взять это завтра или в любое время.
Когда все удалились с пожеланиями спокойной ночи, мистер Нилл попросил его задержаться. Александр вздрогнул. Но через две минуты Деминг Нилл появился с пакетом и сказал:
— Я знаю, что все русские любят водку и шампанское. Это тебе, с Новым годом.
В пакете была русская водка и русское шампанское, настоящее. Александра тронуло такое внимание.
Двадцать седьмого декабря семья улетала на Багамские острова. Новый год всегда встречали там. Это была традиция, Клуиз любила тепло.
Александр получал неделю оплаченного отпуска и мог делать что угодно. Но делать ему было нечего и не с кем.
Голос Юджинии звучал грустно, но под конец она сказала, что что-нибудь придумает. Он не представлял, что можно придумать, находясь на Багамских островах, но он еще недостаточно знал Юджинию. Они попрощались.
На следующий день Юджиния не звонила ему.
Двадцать седьмого декабря он поднял рюмку, в этот день умер Мандельштам, его любимый поэт. Самый гениальный поэт XX века. Сгнил в лагере. Струйки катились по щекам и, не спрашиваясь, падали вниз.
Как несправедлива, нелепа и трагична жизнь.
В канун Нового года он поздно встал, а до этого вечером долго читал писателя, ранние повести которого ему очень нравились.
Целый день он без толку прослонялся по квартире, даже не выходя на улицу. Шел последний снег этого года. Где-то пробили часы: наверно, шесть.
Он вдруг поймал себя на мысли, что ему абсолютно нечего делать, некуда идти, не с кем разговаривать, некому позвонить. Без н и$7
