Ровно в двенадцать он открыл бутылку шампанского и поставил два бокала. Он наполнил их: один до края, другой наполовину — женщине не полагалось наливать больше.
Он поднял бокал и сказал:
— Твое здоровье, Юджиния!
И выпил до дна: он хотел, чтобы она жила долго. В два часа ночи позвонили его мама и папа, поздравляли и целовали… по проводам. Оттуда.
После этого Александр лег спать, один, в холодную постель, в новогоднюю ночь.
Каково же было его удивление на следующий день, когда в два часа дня в дверь постучали. Не было никого, кто мог прийти, не было никого, кто знал о нем.
Он раскрыл дверь и замер: Юджиния стояла на пороге и всячески старалась не улыбаться. Потом она бросилась к нему на шею и обняла его. А он только повторял — как, как, как ты могла. Наконец ее губы оторвались от его губ.
— Я сказала папе, что мне очень жарко там и я не могу переносить перемен климата. А также — что в школе сегодня карнавал и я ведущая.
Он улыбался и гладил ее слегка загоревшее лицо. Она прекрасно выглядела. И он впервые подумал, что она, пожалуй, красивая. И будет еще красивее. А он…
— Мне жарко, раздень меня.
Она зашла в комнату и вдруг страшно смутилась. На столе стояло два бокала.
— Я не знала, что у тебя кто-то есть. Я помешала?.. Она повернулась обратно, он взял ее за тонкий
локоть:
— Юджиния, у меня никого не было. Это твой бокал.
— Правда?! — ее глаза сверкнули, как все жемчуга мира. И вдруг погасли. — Неправда, из него отпили.
Он улыбнулся:
— Женщине никогда не наливают полный. Я встречал Новый год с тобой…
Ее глаза теперь влажно блестели.
— Я не смогу без тебя, — прошептала она. Он задумался:
— Я думаю, я тоже.
Их губы слились в поцелуе. Потом она села за стол и сказала:
— Я голодная.
Ему обалденно нравилось это. Его поражало, сколько этот ребенок с американскими привычками может есть и по-прежнему оставаться изящным.
Он приготовил ей еду и, так как она никогда не капризничала, сам стал кормить ее с ложки. Ей это безумно понравилось. И она предложила ему делать это чаще — каждый день.
Ему есть не хотелось, он был счастлив, что она здесь. Когда ее не должно было быть. Вообще.
Вдруг она вспомнила что-то и побежала за сумкой. Изнутри она достала сверток, похожий на серебряный брусок.
— Это тебе.
Он подумал: как она узнала? — он ей никогда не говорил.
— Счастливого Нового года, — это было другое. Она поцеловала его быстро. Александр развернул серебристую бумагу и открыл коробку: внутри были золотой карандаш и золотая ручка. Везде стояло его имя Александр. Он поцеловал ее висок, и она надолго приникла к его плечу.
В первый день Нового года и такой подарок, подумал он, нет, не ручка — Юджиния.
— Я благодарен тебе, очень. Это то, что я безумно люблю. Как ты узнала?
— Ты пишешь. И я не хочу, чтобы ты останавливался.
Он поразился, что такая маленькая девочка разбирается в этом и что она помнит все, что он говорил.
— А теперь скажи: чей второй бокал? Он рассмеялся от неожиданности.
— Ты, как твой папа, во всем сомневаешься.
— Нет, просто я хочу быть уверена точно, прежде чем я скажу тебе…
Она осеклась.
— Что?
— Что-то. Не сегодня, не сейчас.
Он смотрел на нее, любуясь. Ее будоражил этот взгляд.
— Может, мы пойдем туда? — и она показала куда. В доме было только еще одно место, куда они могли пойти вдвоем, и они пошли именно туда.
Их тела, заждавшиеся друг друга, слились божественно, как никогда. Она лежала обнаженная и сквозь перепутанные волосы, словно паутину льна, целовала его. Она была влюблена.
На улице было темно, и приглушенный свет едва долетал непонятно откуда. Он уже начинал одеваться, чтобы проводить ее, когда она сказала:
— Я хочу остаться. У него открылся рот:
— Юджиния.
— Я знаю, что я делаю. Его рот закрылся.
И она осталась. Он не возражал. Как мог он отказать ей в чем-то?
Это была ее первая ночь вне дома. В объятиях, до утра. Она
Проснувшись рано утром, он удивился, не найдя ее рядом.
Сначала он испугался, что что-то случилось, и закричал ее имя. Тишина. Потом он вскочил. Больше всего в жизни он боялся причинить ей неприятности или огорчения или быть причиной их. Он успокоился, когда увидел на столе записку и не увидел ключей: она взяла его машину и скоро вернется.
Второго января был его день рождения, но об этом никто не знал.
Она скоро вернулась, румяная и холодная с мороза. Сбросила все и села к нему на колени.
— Я должна была забрать кое-что.
Он взглянул на ее лицо, светящиеся глаза и не стал ничего говорить.
— Я хочу пожелать тебе… — она замерла. — Да?
— Счастливого дня рождения. И чтобы ты жил долгие, долгие годы.
Из-за спины она вынула что-то и протянула ему. Он никак этого не ожидал и стал беспрерывно целовать ее лицо. А она только подставляла разные стороны, чтобы ему было удобней, и он не мог остановиться.
Когда он открыл коробочку, он сначала не поверил: в центре золотого перстня сиял громадный брильянт, державшийся как бы на четырех маленьких шпагах. Он встряхнул головой.
— Это не мне, — сказал он.
— Конечно, тебе, — без тени сомнения ответила она.
— Я не могу это принять.
— Почему?
— Это очень дорого.
— Ты должен… — В ее взгляде было что-то незнакомое и напряженное. Что-то неведомое струилось в нем. Он взглянул в ее глаза и, кажется, впервые осознал… Спина его вдоль позвоночника похолодела. Он не мог поверить.
— Счастливого дня рождения, — прошептала она и приникла к его шее.
Он гладил ее и дрожал.
Она попросила его принести все из машины, это были кульки, набитые едой. Она собиралась готовить обед и была полна решимости.
Они поднимались по лестнице, толкая друг друга. В результате один пакет лопнул и все посыпалось на ступени. Она неудержимо хохотала, видя, как он подбирал, наклоняясь то взад, то вперед.
Но зато он насмеялся вдоволь, наблюдая, как она готовит обед. Это была картина, достойная кисти Ро-куэлла Кента.
Неожиданно она исчезла и появилась в новом платье, которое привезла с собой. К корсажу была
