учебниками перед поступлением в университет, загонял спать. Он устало ответил старому майору:
— Да, Семён. Нам надо поспать. Впереди у нас много тяжёлых дней.
Заросли закончились — Радист вздохнул с облегчением. Впереди идущие уновцы остановились, натолкнувшись на решётку, закрывавшую весь тоннель. Пока спецназовцы тщетно дёргали намертво вмурованную решётку, Радист рассмотрел прикреплённый к решётке под самым потолком странный предмет метровой высоты из двух соединённых крест-накрест балок, обвязанных цветными лентами. Радисту это что-то напомнило, но вот что? — вспоминать было некогда.
Путь вперёд закрыт. Сзади приближались дикари. Между решёткой и зарослями — метров пять свободного пространства. Спецназовцы перезарядили оружие, готовясь к бою, возможно последнему. Вдруг со стороны решётки включился свет. Два мощных прожектора ослепили спецназовцев и осветили заросли за ними. Кто-то, стоявший возле прожекторов, приказал:
— Бросайте оружие на эту сторону заграждения.
По ту сторону решётки, в столбе ослепительного света появились две тени не спеша приближающихся людей. Оба были в длинных чёрных балахонах с капюшонами. У одного в руках — Калашников, у второго — странный предмет, видимо, тоже оружие.
Некоторые из уновцев прицелились в чужаков, но это на подходивших не произвело никакого впечатления. Они повторили требование:
— Бросайте оружие.
Лекарь насмешливо парировал:
— Может мне ещё штаны снять и очко раздвинуть?
Один из незнакомцев, не обращая внимание на сказанное, спокойно сообщил:
— У вас есть два варианта: бросить оружие на эту сторону решётки, после чего мы откроем вам проход. Или гордо умереть с оружием в руках, когда Лес начнёт вас душить, а лесники грызть глотки.
Дехтер обратился к «главному»:
— У нас там осталось три товарища. Помогите их отбить.
— Боюсь ни вы, ни я, да и никто, кроме Господа Бога, помочь им уже не сможет. Вам лучше теперь подумать о себе.
Улюлюканье дикарей приближалось. Рахманов быстро оценил ситуацию: по ту сторону решётки были явно цивилизованные люди, может быть именно те, к кому они пришли на помощь. У местных пока нет оснований им доверять, и поэтому их требования справедливы. Скорее всего, они окажутся друзьями, а если и нет, то лучше уж быть расстрелянным или повешенным, чем загрызенным этими тварями. Рахманов, положив руку на плечо Дехтера, бросил через решётку свой автомат.
Дехтер, секунду помедлив, сделал тоже самое, отдав команду:
— Сдать оружие. Это — свои.
Бойцы неуверенно стали перекидывать через проёмы решёток оружие. Подошло ещё несколько человек в таких же балахонах, невозмутимо собирая оружие. Решётку открывать не спешили, и Дехтер стал не на шутку переживать. А вдруг сейчас эти соберут оружие и уйдут, не открыв решётки?! Судя по приближающемуся топоту дикарям осталось пройти совсем немного.
Но когда всё оружие было собрано, первый говоривший, открыл решётчатую дверь. Уновцы быстро вбежали внутрь. Дикари поняли, что добыча ушла и как-то жалобно заскулили. А мужчина в балахоне, который здесь был старшим, спокойно сообщил:
— Я думаю: у вас ещё осталось оружие. Мы не будем вас пока обыскивать, но не вздумайте испытывать судьбу. А сейчас вас всех проверим на ленточников. Подходите по одному, командир — первым, остальные остаются у решётки.
Никто не понял, на что их будут проверять. Дехтер подошёл первым. Он понял, почему незнакомец вёл себя так уверенно. Впереди весь проход забит людьми: лежащими на полу, сидящими и стоящими. В руках этих людей странного вида оружие, направленное в их сторону. Местных — человек тридцать и все в одинаковых тёмных балахонах.
Дехтеру отодвинули воротник, посветили в затылок фонарём, что-то там высматривая, а потом несильно укололи шею чем-то острым. На вопрос: «Что вы делаете?», ответа он не получил. Эта же странная манипуляция была проведена и с остальными уновцами. Затем старший «балахонщик» удовлетворённо сообщил:
— Всё нормально. Если у вас есть противогазы — одевайте. Там, куда мы идём, радиация побольше... Ведём их в Верхний лагерь.
Уновцы, следуя за провожатым, прошли ещё метров двадцать по туннелю, потом свернули в какой-то коридор. Два или три раза в темноте перед ними открывались и закрывались двери, видимо герметичные. Они подымались по лестницам и в конце концов вошли в довольно просторный холл.
Первое, на что обратил внимание Радист, это тошнотворный, сладковатый запах гнилого мяса. Этот запах он чувствовал ещё возле решётки в тоннеле, но сейчас он стал почти невыносим. «Уж не жрут ли они падаль?» — подумал про себя Радист. Помещение освещалось тремя тусклыми лампочками. У стен помещения стояли ветхие сооружения из картона и фанеры. Туда-сюда медленно передвигались люди в балахонах почти до земли. Лиц видно не было, на руках у всех — грубо связанные рваные перчатки. По походке и едва различимым формам заметно, что некоторые из них — женщины. От вида этой станции и её жителей Радист не мог отвязаться от нерадостной мысли, что он находится в центре шабаша служителей тьмы, которые готовятся к кровавой оргии и вот-вот принесут его в жертву каким-нибудь своим злым божествам.
Человек двадцать местных окружили уновцев со всех сторон, после чего командир балахонщиков, проинформировал уновцев:
— Теперь мы закончим обыск.
За время обыска на постеленной для этих целей грязной тряпке, появилась горка пистолетов, ножей, запасных рожков к автоматам, гранат ручных, гранат к подствольным гранатомётам и прочего добра.
— Теперь, господа, попрошу всех сесть на пол, не перешёптываться, не пытаться встать. Сами понимаете, в случае нарушения одного из этих несложных правил, мы просто умертвим нарушителя. Мы будем беседовать с каждым из вас в отдельности, дабы узнать, кто вы, откуда и зачем пожаловали в наш мирный лагерь. Если мы выявим малейшую ложь или несовпадение в рассказах кого-либо из вас — не серчайте. Наказание, увы, — смерть. Нам, как вы знаете, терять уже нечего...
— Да мы из московского метро, пришли по вашему вызову к вам на помощь, — гаркнул Дехтер.
Кто-то из стражников неприязненно прокомментировал:
— Я так и понял: ленточники они с московской линии. А помощь мы твою, сука, знаем. Мечтаешь гнид своих к нам пересадить...
Кто-то другой его перебил:
— Да нет, для ленточников они слишком откормлены. Те ж дохлые все, дохлее нас будут. И с шеями у них всё нормально, на иглу не реагируют. Америкосы это — вам говорю. Я никогда в перемирие с ними не верил. Вот ведь, сзади решили подползти. К стенке их надо, или наверх голых повыгонять, пусть пешком дуют в свою Америку.
Рахманов решил, что он должен вступить в диспут:
— Да про какую Америку вы говорите, господа? Мы — россияне, мы из Московского метро. Услышали вашу передачу...
Прервал главный из балахонщиков:
— Хватит, мы допросим в подробностях каждого из вас и сравним ваши рассказы, обыщем ваши вещи. Будьте уверены — мы узнаем, кто вы есть.
Радиста допрашивала женщина. Возможно даже девушка — голос был хоть и хриплый, но явно молодой. Допрос шёл в тёмном «сооружении» из составленных друг к другу листов фанеры, подпёртых по бокам кирпичами и досками. В течении всего допроса ему в спину дышал конвоир, держа в руках всё то же странное оружие. Лица женщины рассмотреть не удавалось. Капюшон балахона был надвинут на глаза, и из-за недостатка света на месте лица видна только чёрная тень. Женщина явно чем-то болела. Она громко
