подлинным безумием. Поэтому в начале разговора мысль о реальности подобной вылазки, казалось, была полностью отброшена. Когда все вроде бы согласились с этим, до этого молчавший Глава Правительства неожиданно поднял руку. Все замолчали. Глава медленно, с длинными паузами, приглушённо заговорил:
— У нас мало боеприпасов. Нам не хватает продовольствия. В метро царят эпидемии. Нас отовсюду теснят мутанты. На дальних станциях у нас творится беспредел и хаос. Мы не можем выбраться из череды междоусобных войн. Душами метрожителей завладевает отчаяние. Нам едва удаётся сдерживать падение наших станций в пучину дикости и анархии. Людьми движет лишь инстинкт самосохранения, разрушающий интеллект, и людей трудно в этом винить. Мы не застрахованы от наступления нового Большого Хаоса.
И именно поэтому мы должны любыми судьбами осуществить экспедицию. Не зависимо от того, будет ли она успешной. Силами одного Полиса мы это сделать не сможем. И поэтому решено частично рассекретить Проект. О наличии живого поселения вне Москвы узнают во всём метро. Я уверен: эта весть обрадует большинство здравомыслящих людей, как помнящих Старый Мир, так и рождённых в Метро. Люди узнают, что они не одиноки на этой Планете. Это будем лучиком надежды. Надежды на то, что всё в конце концов наладится, мы выберемся на поверхность и отстроим новый мир. Решение проблемы по осуществлению экспедиции, требующей ресурсов многих станций, заставит нас сотрудничать, а значит, это будет первым шагом к сплочению. Кроме того, всё последнее время мы жили каждый сам за себя. Каждая станция или, в лучшем случае, такой конгломерат станций как Полис или Красная Линия, решал только свои насущные проблемы. А сейчас у нас просят помощи. Мы сделаем великий бескорыстный шаг. Метрожители, которые уже не верят ни в Бога, ни в Справедливость, станут перед нелёгким выбором: прозябать в своей трещащей скорлупе или протянуть руку помощи своему неведомому и далёкому другу... И я знаю, какой будет выбор.
После речи Главы в помещении воцарилась гробовая тишина, которую первым нарушил чекист:
— Я доложу ситуацию ГенСеку и буду ходатайствовать об участии в экспедиции.
После этого все, кто ещё десять минут назад во всё горло кричал о безнадёжности и ненужности экспедиции, как ни в чём не бывало, стали обсуждать её детали.
Рахманов был прав. Сообщения о намечаемой миссии в Минск пошли на Красную Линию, в Ганзу и в некоторые другие государства. Вопреки пророчествам Рахманова большого энтузиазма это предприятие у правителей не вызвало. Но в то же время они боялись, что неопределённые выгоды, которые может быть сулит этот проект, могут безраздельно остаться Полису, поэтому предоставили помощь, согласившись поддержать экспедицию бойцами и вооружением. Однако костяк экспедиции составлял спецназ Полиса, во избежание конфликтов и разногласий, которые могли бы просто погубить и без того опасное предприятие.
Рахманов настоял на своём участии в экспедиции. Даже сам этот шаг добавлял ему авторитета. Не говоря уже о том, что будет, когда он возвратится. Участие в экспедиции делало его военным, а значит снимало единственный видимый барьер к его мечте о вершине карьерного роста. Он был молод, смел, уверен в своих силах. Он чувствовал себя счастливым. Товарищ чекист также был включён в группу. Но он отказался называть свои фамилию и даже имя, и поэтому был окрещён «Комиссаром».
Полуголодная Арбатская Конфедерация предоставила прибор ночного видения и какого-то доходяжного раскосого мужичка с большой головой и уродливым перекошенным лицом. Сначала его хотели назвать «Клоуном». Но учёные, по настоянию которых он был включён в группу, охарактеризовали новомосковца, как «индивидуума с уникальными ментальными способностями». Значение этих слов малограмотные спецназовцы не совсем понимали и окрестили вновь прибывшего по-свойски «Менталом».
Министры, военные и учёные долго спорили об объёме задач экспедиции. Наконец, в приказе об откомандировании были указаны следующие задачи:
1. Найти источник и инициатора радиосигнала.
2. Наладить постоянный радиоконтакт с Минским метро.
3. По возможности оказать помощь минчанам.
4. По возможности вернуться в максимальном составе.
Каждый член группы был строго-настрого предупреждён о необходимости принятия исчерпывающих мер для выполнения задач, причём к выполнению следующей разрешалось приступать только после выполнения предыдущей.
Но существовала ещё вторая, секретная часть задания, в которую посвящены были только Рахманов и Дехтер. Они (главным образом Рахманов) должны были собирать разведданные о Минском метро с целью оценки его возможной угрозы и равнопригодности для колонизации в будущем. Если метро заселено людьми, изучить его обороноспособность и политическую систему, создать почву для формирования в будущем агентурной сети. При обнаружении чего бы то ни было в перспективе полезного, получать (или попросту красть) соответствующие образцы. О какой-то там экспансии в будущем на этих секретных заседаниях и инструктажах никто всерьёз не говорил, но при этом Рахманову и Дехтеру были даны практически не ограниченные полномочия в плане «ориентироваться по обстановке». При этом не исключалась возможность в интересах «безопасности Полиса» и при наличии к тому «благоприятных предпосылок» принять меры к «упреждению угрозы», в том числе вооружённым путём. Что это значило на самом деле, Рахманов прекрасно понимал, а Дехтеру было всё равно. Ну и ещё одной побочной целью было любыми судьбами мешать представителю Красных, планы которых были неизвестны, но вполне предсказуемы. Его возвращение в Москву Советом Полиса было признано нежелательным. Выслушав эту часть задания Дехтер едва заметно кивнул. При всём при этом, перед своей командой Рахманов и Дехтер должны были разыгрывать роль благородных миротворцев.
Для осуществления технической стороны миссии в части налаживания радиоконтакта необходим был специалист-радиомеханик. И радиомеханик Полиса и его коллега из Красной Линии для этого были слишком стары, да и слишком ценны для обоих государств. Поэтому принять участие в экспедиции было предложено Игорю Кудрявцеву.
Игорька обескуражило поступившее предложение. Он не на шутку испугался и почти нутром почувствовал, что если его заставят участвовать в экспедиции, обратно он уже не вернётся. Он был физически слаб, не умел обращаться с оружием, придушен реальными и надуманными комплексами о своей никчёмности. В раздумье он вернулся в свою рубку. В ней по-прежнему стоял радиоприёмник, уже отключённый. Он с грустью посмотрел на это страшное сооружение и на тюфяк на полу. Что его ждёт, если ему разрешат отказаться? Ведь во всём Московском метро он никому не нужен. Он был здесь изгоем и изгоем останется. Если он умрёт, этого никто не заметит. Он вспомнил свои детские потуги к самоубийству и решил, что самым худшим в экспедиции может быть смерть. А её он, как бы и не боится.
На следующий день он дал согласие. Какой-то чиновник равнодушно сообщил, что у Игорька остался час на сборы. Сегодня он должен идти с основной группой на подготовительные сборы на «полигон».
Час на сборы — это слишком много для Игорька. Собирать ему было нечего, прощаться не с кем. Он подошёл к своему учителю, который, как всегда, сидел в мастерской. Он рассматривал близорукими глазами старый аккумулятор, надеясь его каким-то образом оживить, переложив свинцовые пластины. Игорёк в двух словах рассказал ему о том, куда идёт. Как не странно, Степаныч выполз из своей нирваны. Он не стал охать, не стал отговаривать или произносить пафосные речи. Степаныч как-то необычно засуетился, схватил потрёпанный портфельчик, стал собирать туда инструмент. Игорёк заметил, что руки старика трясутся. Он, не жалея, ссыпал в портфель отвёртки, припой, коробку с редкими деталями. Когда он засунул в портфель старый, но единственный рабочий тестер, Игорёк не выдержал:
— Степаныч, а как же ты, без тестера?
Степаныч усмехнулся:
— А я языком проверять буду...
Затем он сбросил с полки несколько томиков по радиоделу и достал самый, на его взгляд, понятный, и тоже засунул в битком набитый портфель. Потом задумался и сказал:
— Жаль, что я старый такой. Я б с тобой пошёл.
