Радист рассеянно посмотрел на листки, мелко исписанные рукописным текстом. Это было письмо мёртвой сталкерши. Он видел, как Дехтер перед самым уходом на Немига-Холл отдал эти листки вместе с какими-то записями и документами на сохранение Рахманову. Обернувшись, Миша крикнул:
— Кожановские, подойдите.
Подбежали парень и девушка, они угодливо смотрели на Мишу, который продолжал разговаривать с Радистом:
— Знакомься: Сергей и Валентина Кожановские — это дети автора письма. Ты ж с другими уновцами там на вышке давал себе обещание найти детей и рассказать им о подвиге их матери! Обещание надо выполнять...
— Пошёл ты...
— А зря. Именно благодаря Галине, а я её знал лично, вы сюда прилетели. Когда мы взяли Академию Наук, там было много бывших учёных. Здания самой Академии Наук располагались недалеко от одноимённой станции. Поэтому многие учёные спаслись в метро во время Последней Мировой. Нам пришла мысль их как-то использовать на благо расширения популяции. Вот тогда-то впервые и возникла ещё у моего предшественника мысль о создании радиопередатчика.
Галина была ревностной и довольно сообразительной ленточницей — ей и поручили быть начальником шабашки не осчастливленных учёных. Кого пытками, кого моря голодом, кого угрозой убить детей — она их заставила создать радиопередатчик. Три года мы, губя наших хозяев, подымались наверх: в руины Академии Наук, на предприятия и в другие места, и собирали там радиодетали. Когда учёные создали передатчик, они предупредили, что магнитные поля или что-то там ещё слишком сильны. Чтобы радиопередатчик действительно заработал, его антенну надо было установить на максимальной высоте. Галина сама с группой таких же преданных ленточников вызвалась нести передатчик к специально присмотренной для этих целей вышке и запустить его. А учёных мы после окончания разработок, в благодарность за службу, осчастливили. Ни Галина, ни члены её группы не вернулись, поэтому мы думали, что они погибли по пути и проект провален. А оно видишь, как оказалось...
Радисту медленно доходил смысл сказанного. Значит тот сигнал, который он целую вечность назад услышал в тесной радиорубке Содружества, был послан ленточниками! Он мог просто не проснуться или не придать значения этому, но нет же... он проснулся, и надеясь на какую-то там похвалу или благоприятное отношение властей Содружества, с глупой гордостью докладывал о своём открытии... Он стал невольным виновником отправки этой экспедиции, погубившей почти всех её участников. Более того, он — виновник планируемого чудовищного действа — захвата ленточниками Московского метро. Он — не только виновник, но и будущий исполнитель и предводитель этого захвата! Ему захотелось умереть. Нет, он просто должен умереть! Лучше б его тогда, мальчишку-русича, просто расстреляли, как сына фашистки. Лучше ему было совсем не рождаться...
Миша что-то ещё говорил Радисту. Сидеть было очень не удобно: спина затекла, в руках саднило, зад немел. Радист ничего не слышал и не чувствовал. Он хотел заставить своё сердце перестать биться и свой мозг — умереть. Но он не мог сделать даже этого.
Они бесконечно шли коридорами, ходами, туннелями. В какой-то момент впереди послышалась суета: крики, щелчки арбалетов. У Радиста возникла надежда, что на них сейчас нападут змеи или другие твари, ему откусят голову, и он погрузится в сладкое небытие, которое спасёт его от чудовищной реальности. Но надежда не оправдалась — это был набег диких диггеров, которые явно не рассчитывали на своей территории встретить столь большой отряд чужаков. Когда тележка Радиста докатила до того места, где была стычка, они увидел несколько голых трупов диггеров и одного ленточника. Каждый из проходивших ленточников с жалостью всматривался на носителя, в теле которого покоился умирающий хозяин. Некоторые женщины и дети при этом всхлипывали.
Наконец они пришли на станцию Площадь Победы — первую станцию ленточников. Прежде увиденные Радистом станции не восхищали его своим убранством. Но станции ленточников — это была одна большая мусорка. Ленточники не заботились об аккуратности и чистоте: это ведь никак не влияло на расширение популяции хозяев и только отвлекало от созерцания «чистой любви». Кругом валялись кучи мусора: грязь, ношенное тряпьё, картофельные лупины. Квартиры, оставшиеся ещё от прежних хозяев, вернее от этих же — но в другом обличии, со времён осчастливливания не ремонтировались и не убирались. Радисту показалось, что оправляются местные тоже не выходя со станции. Во всяком случае на это указывал характерный запах. Вся станция была похожа на одну смердящую трущобу, по которой вяло слонялись грязные ленточники в каких-то обносках, тоже давно не обновлявшихся. Многие дети, подростки и молодые люди, которые родились после захвата станции ленточниками, ходили голыми или в кусках тряпок и кожи, едва прикрывавших их тело. «Согреваемым любовью» не обращали внимания на холод и им были неведомы такие эмоции, как стыд и стеснение. Зато лица у них были расслаблены и изображали пребывание в неестественном покое и погружении в себя. Многие сами себе улыбались.
Увидев подходящую процессию, ленточники всех возрастов оживились. Они подбегали к гостям, и видя несчастных, с надеждой спрашивали: «Мы будем видеть сегодня осчастливливание?!», «А когда же я пересажу своего нового хозяина? Ведь мне же обещали!», «Почему нам не разрешают идти в поход во владения несчастных и самим искать носителей для пересадки хозяев?».
Выступил вперёд Миша и с абсолютно неуместным на этой свалке пафосом громогласно объявил:
— О, благородные! Ваши прекрасные хозяева в скором времени найдут себе новых носителей! Скоро мы двинемся с вами на запад, расширять территорию наших гнёзд. Каждый из вас найдёт себе новых носителей и будет иметь счастье наблюдать размножение своих хозяев! Но будьте терпеливы, во имя хозяев! Этих взятых в плен несчастных мы должны доставить к Первому Прародителю, так как они очень ценны для наших гнёзд. Там мы их осчастливим и двинемся завоёвывать Муос, а затем и всю планету. А сегодня мы только переночуем в вашем гнезде, чтобы идти дальше.
Ленточники этой станции неуверенно закивали головами. Радиста, Рахманова и других пленников отвели в клетку, в конце станции. Радист отказался есть и пить, наивно рассчитывая умереть от голода или жажды. Ему дали оправиться, после чего насильно уложили на пол в клетке и приковали руки и ноги к вмонтированным в бетонный пол кольцам. Он явно не первый прикованный к этим кольцам. Сколько людей лежало здесь также, как он, и ожидали операции по пересадке червя.
Радист закрыл глаза, хотелось забыться во сне. Но что-то ему не давало спать. Он открыл глаза и повернул голову. Вокруг клетки собралась толпа ленточников. Они смотрели на него жадными глазами. Некоторые тянули, а потом снова одёргивали руку. Радист испугался, уж не съесть ли его хотят. Трёхлетний совершенно голый мальчик-ленточник нарушил это молчание и спросил:
— Мама, а пацему незя этаму дяде сыноцька маево хазяина пелесадить?
Радист подумал: «Лучше бы вы меня съели!».
Услышав то, что сказал малыш, охранник стал разгонять толпу:
— А ну разойдитесь, во имя хозяев, мать вашу... Чё столпились тут... Не для вас их привели, не понятно что ли носитель Третьего Прародителя вам объяснял?.. А ну вон отсюда...
Он, матерясь, стал их нещадно бить своим арбалетом. Толпа неохотно разошлась, оглядываясь на клетку. Это происшествие отнюдь не улучшило настроение Радиста. Он долго не мог заснуть.
Неожиданно клетка открылась. В клетку вошла Катя — та девочка-вдова с Тракторного. Она была совершенно голой. Что она тут делает? Катя нагнулась и посмотрела в лицо Радисту:
— Узнал меня, Игорь?
Речь Кати была смазана, на лице — умилённая улыбка.
— Ты — ленточница? Когда они тебя успели?
— А я, мой сладенький, после того, как ты отказался от меня, так и решила, что среди дебилов- партизан мне делать нечего. Сама пошла ленточников искать и деток с собой своих взяла. Теперь мы согреты любовью хозяев наших.
Катя села Радисту на бёдра и стала расстёгивать ему брюки.
