карабкался на саму клетку и залез на её самый верх. В руке у него была стрела, которую он выхватил из колчана одного из охранников. Он стоял на прутьях и смотрел вниз, на Рахманова и Радиста. Охранники навели на него свои арбалеты, но стрелять они не могли: Лекарь уже был ленточником и ничего такого, чтобы угрожало всей популяции, он не делал. Рахманов спросил:
— Что ты задумал?
— Я задумал сделать свою последнюю операцию в жизни. Я много раз оперировал, но это будет самая уникальная операция, какой не делал никто и никогда! Лекарь умирает счастливым... Ха-ха-ха... Эту операцию опишут в учебниках по медицине... ха-ха...
Потом он уже серьёзно и устало сказал, обращаясь к своим друзьям:
— Ещё немного и я этого сделать не смогу, вернее не захочу...
Говоря это, Лекарь сел на колени и согнулся, уткнувшись лбом в прутья решётки. Стрелу, взятую в две руки, он занёс над своей шеей, и стал медленно вводить её в надрез, сделанный ленточниками при его «осчастливливании», а затем в канал, по которому полз червь, приближаясь к его мозгу. Ленточники- охранники, поняли, что задумал Лекарь, и теперь пытались влезть на клетку. Но сноровка у них была не та, что у Лекаря.
Терпеть боль тяжело. Но в десятки раз тяжелее терпеть боль, которую сознательно себе причиняешь сам. Зубы сведённой челюсти Лекаря скрипели, мышцы лица дрожали, на лбу выступил пот, по шее стекала кровь и капала на одежду Радиста, лежащего как раз под Лекарем. Дойдя до той точки, которую Лекарь считал местом расположения червя, он с усилием несколько раз провернул стрелу. Потом он прошептал: «Кажется всё» и упал на бок. Стрела по-прежнему торчала в его шее, убив червя и вместе с ним — Лекаря.
В это время подоспел Миша. Он тут же устроил новую казнь — уже новым охранникам, которые пробыли таковыми всего несколько часов. Радисту свои действия он прокомментировал так:
— Помни, Игорь! Хозяева — совершенны, носители — дерьмо. Но тебе в Москве надо научиться переступать через себя, через свою любовь к хозяевам, для пользы всей популяции. Тяжка моя печаль, но крепка решительность, и я не отступлю и готов перебить всех этих придурков, лишь бы осуществить свои планы. Не подвергая страданиям некоторых хозяев, мы не сможем победить.
Миша о себе и Радисте говорил «мы», как будто Радист уже имел в себе хозяина или соглашался с идеями Миши.
Вскоре Радиста подняли и опять привязали к тележке. Тележку установили на специальную велодрезину с клеткой. В этой же клетке был и Рахманов на своей тележке. Четыре ленточника медленно крутили педали. Спереди и сзади шли ленточники-солдаты по полсотни с каждой стороны. Миша сидел на скамье, установленной на помосте велодрезины рядом с клеткой. Теперь Миша не отходил от Радиста — он его уже никому не доверял — слишком он был для него ценен. Он всю дорогу, не обращая внимания на огрызания и оскорбления пленника, знакомил его с особенностями жизни ленточников, секретами выживания и размножения их популяции. Он делился опытом, готовя Радиста к осчастливливанию и предстоящей экспансии в Москву.
Станции ленточников, или как их называли сами хозяева — гнёзда, были все как одна: унылы, убоги и грязны. Население было доходяжным, но многочисленным. Ленточникам не важно было состояние носителя, лишь бы он не протянул ноги. Им важно было их количество — в увеличении количества носителей, а значит и населявших их хозяев, они видели смысл своего существования. Радист смотрел на это с печалью. Справиться с таким количество ленточников не под силу не Партизанам не Центру не, тем более, Америке.
В каждом гнезде были «питомники». В такие питомники отбирались наиболее сильные и здоровые женщины. Их работа — вынашивать и рожать новых носителей. Оплодотворителей тоже отбирали среди самых здоровых и сильных мужчин. Таким примитивным путём ленточники пытались осуществить селекцию носителей на пользу хозяев. Женщины с питомников практически не выходили — они оплодотворялись, рожали, вскармливали младенцев, которым тут же вживляли хозяев. Пока ленточницы вскармливали одних младенцев, их снова оплодотворяли... Другим ленточникам было запрещены половые отношения. Да и основной инстинкт у них был практически утрачен, поэтому это табу никогда не нарушалось.
Были у ленточников и свои школы. Однако паразитизм червей во много раз снижал возможность человеческого мозга к восприятию новых знаний. В течении трёх месяцев среди детей отбирали наиболее толковых, каковых были единицы, и обучали дальше — в гнезде Академия Наук. Остальные шли в войска, в рабочие или в питомники.
Академия Наук — своеобразный научный центр Ленточников. Здесь находилась шарашка — тюрьма, лаборатория и университет по совместительству — для нескольких десятков не осчастливленных учёных. В их число входили профессиональные учёные и обычные специалисты, оставшиеся со времён захвата Независимых Станций Востока и захваченные во время набегов на Америку, Партизан и Диггеров. Они должны были обучать ленточников и делать из них будущих специалистов. По команде Миши, тележку с Радистом закатили в учебный класс: десять юных ленточников с обычными для них придурочными выражениями лиц, погружённые в себя, рассеянно смотрели на своего учителя, вернее учительницу. Учительница, силясь, пыталась протолкать в их затуманенные головы какие-то знания. Сама она во время урока находилась в клетке. Чтобы не сбежала и чтобы ученики не поддались искушению её осчастливить. Радист посмотрел на учителя — это была уже немолодая женщина. Со своей клетки будущим агрономам она рассказывала правила возделывания почв. Она тоже увидела Радиста. Истлевшее за время длительной носки платье женщины было оборвано так, что одна грудь была видна. Но ленточников ничего, кроме её шеи, не интересовало и не смущало. Определив по тележке, что Радист пока не ленточник, женщина смутилась, прикрыла грудь своей рукой и продолжила сбивчиво объяснять тему.
Миша комментировал:
— Сейчас у нас мало учителей. Мы сделали маленькую глупость — во времена захвата Независимых Станций мы были чрезмерно романтичны и осчастливили практически всех. А потом оказалось, что нам нужны учёные и учителя, мозг которых не погружён в блаженное созерцание и может отвлечься на земные проблемы. Но ничего, скоро наш интеллектуальный капитал пополнят специалисты Америки и Партизанских Лагерей, а также учёные Центра. А ты, в свою очередь, не допускай наших ошибок в Москве, не гонись за количеством осчастливленных. Там возможности для создания таких шарашек ещё больше — не гнушайся ими. Пока они нам нужны. По крайней мере, пока мы не захватим всю Землю. А там — посмотрим.
Затем Миша зашёл, а Радиста завезли на тележке в лабораторию. Здесь было три учёных: один не осчастливленный старик-биолог и две тётки-ленточницы, скорее выполнявшие роль надсмотрщиц, нежели учёных. Старик на шее носил странный воротник — из металлической толстой жести, застёгивавшийся спереди на навесной замок. Радист понял, что это были меры предосторожности по отношению к научным сотрудницам его же лаборатории. В лаборатории стояли клетки с собаками, котами, поросятами, некоторыми мутировавшими животными. Здесь проводились опыты по осчастливливанию зверей. Вот и сейчас биолог ковырялся в шее поросёнка, лежащего со связанными ногами, визжавшего, дёргавшегося и удерживаемого «ассистентками». Миша продолжал:
— Если мы научимся осчастливливать животных, это будет огромный скачёк в расширении популяции. Представь, когда-то мы сможем осчастливить не только мелких животных, но и змеев. А осчастливленные змеи в целях роста популяции смогут делать ходы в другие убежища. Это займёт много времени, но мы умеем терпеть. Пока же мы ещё в начале исследований. Бедные хозяева в большинстве случаев погибают. Видишь, как этому бездарю достаётся от своих ассистенток за его неудачные опыты (Действительно, лицо учёного было всё в кровоподтёках: свежих и давних). Некоторые хозяева приживаются, начинают жить, но нам не удаётся наладить контакт с животным-носителем, содержащим в себе хозяина. И такое животное не способно само осчастливливать других животных или людей. ...Ничего. Этого дебила, которого мы терпим только за неимением лучшего, мы осчастливим, как только на нас начнут работать лаборатории Центра. А ты в Москве, возможно, сможешь эту проблему решить ещё быстрее и
