будки. Светлана видела, что происходит, что ленточников расстреляли, но почему-то не вышла на встречу уже бегущему к будке Радисту. Радист вбежал в будку. Девушка сидела на полу. В руках у неё был арбалет. Она до последнего наблюдала за окном, но теперь голова в противогазе была опущена. На комбинезоне было пятно рвоты. Её стошнило. Значит, она получила дозу. Радист схватил девушку за плечи и стал трясти. Она открыла глаза:
— Я знала, что ты придёшь.
Радист взял Светлану на руки и понёс из будки. Он сам себя успокаивал, вспоминая всё, что знал о радиации. Нет, она не могла за три минуты получить смертельную дозу — это однозначно. Значит, она выживет; должна выжить.
Вопреки своей усталости, Радист не разу не споткнулся, он не мог споткнуться, потому что нёс самое ценное, что у него было в жизни. Рахманов и спецназовец, увидев приближающегося Радиста с девушкой на руках, подбежали и чуть ли не силой забрали её у ослабшего Радиста. Они быстро внесли её в вертолёт и сняли костюм.
На лице у Светланы и на внутренней поверхности противогаза тоже была рвота. При последнем приступе у неё уже не было сил снять с себя противогаз. Светлану трясло.
Пока Родионов доставал лекарство от радиоактивного заражения, Радист успокаивал Светлану, делясь своими надеждами:
— Всё будет хорошо. Это временно. Ты за пару минут не могла сильно заразиться.
Светлана, не открывая глаз, покачала головой.
— Клапан... выпускной клапан моего противогаза не исправен. Я всё время дышала этим...
Радист быстро схватил противогаз и посмотрел на выпускной клапан. Мембрана не прилегала к отверстию, а свободно болталась. Он не хотел этому верить:
— Ты это знала? Ты знала, что противогаз неисправен? Но почему ты ничего не сказала? Зачем ты пошла с нами?
— Сам видишь, без меня вы бы не справились. А если б я сказала или одела повязку вместо противогаза, ты бы меня не взял. Ведь правда?
Она вымученно улыбнулась, но потом гримаса боли пробежала по её лицу. Светлане становилось хуже. Радист вспомнил тот спор между Светланой, Юргендом и Гапоном, когда они не хотели её отпускать. Они знали, что один из трёх противогазов — не исправен. Но Светлана сознательно шла на верную смерть, выбрав себе именно неисправный противогаз. Она поставила себе последнюю задачу — довести Радиста до вертолёта. Она её выполнила и теперь умирает...
У Радиста на глаза навернулись слёзы. Родионов сделал укол лекарства и обезболивающего прямо в вену. Но это уже не могло ей помочь. Несколько часов без противогаза в Минске неминуемо влекут необратимое разложение желудка, лёгких и костного мозга человека.
От обезболивающего Светлане стало немного легче. Она открыла глаза и взяла Радиста за руку. Он слегка сжал в руке её пальцы. Они не сводили друг с друга глаз. Она произнесла последние слова:
— Благослови тебя Бог, мой Посланный.
Её указательный палец провёл две перекрёстные черты по ладони Радиста. Это было крестное знамение. Светлана закрыла глаза.
Земля. Небо. Руины. Вертолёт. Пилот и спецназовец. Всё в миг исчезло. Всё вокруг растворилось в невиданной вспышке боли, эпицентром которой явилось юное сердце Радиста. Он не плакал. Он выпал из бытия, вместе с этим милым созданием, которое любил больше жизни. Эта вспышка выжгла Радиста изнутри, враз уничтожив все страхи, желания, сомнения. Она не поделила его жизнь на «до» и «после». Этот раздел был давно — ещё на Тракторном, когда Светлана впервые к нему подошла возле Катиной квартиры. А теперь закончилось «после». Дальше нет жизни. Единственное, что осталось — это цель. Цель которой жил человек, холодеющую ладонь которого он держал в руке. Ради этой цели она пожертвовала собой, она пожертвовала своей молодостью и любовью. Теперь эта цель — цель Радиста. Радист становится Идущим к Цели. Он становится Посланным. В нём нет больше ничего, кроме этой цели и смутной надежды на обещание Светланы встретить его после смерти...
— Радист, пора, — пробубнил сквозь противогаз Рахманов.
Они стояли возле холмика рыхлой земли. Радист не позволил Светлану забросать обломками бетона. Он вырыл ей могилу в земле и похоронил, как хоронили когда-то давно. Он не произнёс не слова.
Рахманов, пилот и спецназовец, не узнавали вчерашнего пацана. Это уже был другой человек — юношеское лицо превратилось в кусок стали.
Радист вернулся со всеми в вертолёт. Разлили по кружкам спирт, и помянув усопшую, выпили. Радист не притронулся к кружке. Он подошёл к оружейной стойке и взял АКСУ. Из ящика под стойкой достал запасной магазин, несколько жмень патронов, гранаты, которые небрежно ссыпал в свой вещмешок.
Его друзья растерянно смотрели на его сборы. Потом Рахманов осторожно спросил:
— Ты куда собрался?
— Я иду в Муос.
— Зачем?
— Отнесу передатчик — он принадлежит им.
— Ты с ума сошёл! Радист, сядь, остынь. Я понимаю, погибла твоя девушка. Она — герой. Она спасла меня и тебя. Но твоя жертва — бессмысленна. Мы вернёмся в Москву и организуем новую экспедицию. Общими силами мы поможем нашим новым друзьям. А что ты можешь один? Или ты уверовал в то, что ты — Посланный?
Радист молчал.
— Радист, не дури... Поверь мне, взрослому мужику... В юношестве всегда так кажется, что первая любовь — она же и последняя. Но потом ты встретишь другую девку, и всё забудется...
Радист сделал шаг на встречу Рахманову. Рахманов не на шутку испугался. Он понял, что сказал лишнее... Это был не влюблённый пацан, который переживает расставание со своей пассией. Это был взрослый мужчина, который потерял свою жену... Радист молча, в упор, посмотрел в глаза Рахманову, отбив ему этим взглядом желание говорить, потом отошёл и стал собираться дальше...
Спецназовец, взяв свой вещмешок, сказал:
— Я иду с ним.
— Не, ну вы оба подурели что ли? А тебе-то что там делать?
— Там погибли все мои друзья. И я не знаю почему, но мне кажется, что прав парень, а не ты. И я должен ему помочь...
Рахманов снова хотел парировать, но его перебил Родионов:
— Оставь их. Они знают, что делают.
Радист хотел идти пешком, но Родионов его остановил. Из памяти компьютера он извлёк карту довоенного Минска с обозначением станций метро. Радист посмотрел на названия станций и тыкнул пальцев на «Тракторный завод». Он хотел вернуться туда, где начиналось его недолгое счастье.
Родионов поднял вертолёт. Намётанный взгляд пилота в поросших редколесьем руинах определил расположение улиц и других ориентиров. Вертолёт завис над руинами центральной проходной тракторного завода. Кругом были очищенные от леса и обломков площадки, удобные для посадки. Но Радист запретил приземляться:
— Это — картофельные поля. Не надо их портить.
Вертолёт завис над тропой разделявшей картофельную грядку и маковое поле. Спецназовец и Радист спустились по лестничному трапу. На них смотрели испуганные жители Верхнего лагеря Тракторного. Три десятка мужчин и женщин в самодельных противорадиационных костюмах и с ватиновыми масками на лицах, осуществляли последнюю прополку картофеля, очищая его от свирепых мутировавших сорняков.
Поля были огорожены заборами из железобетонных плит, металлическими штырями и деревянными колами, вкопанными в землю. Увидев невиданный доселе вертолёт, Партизаны похватали арбалеты и были готовы выстрелить. Они не могли отступить — это значило бы оставить урожай неведомому врагу. Радист,
