– Все прошло как нельзя более благополучно. Даже наш проводник, поначалу не слишком вежливый, исправился под конец. – Лоуренс посмотрел на свертки, сложенные в углу людьми Сяо Вэя. – Джон, я начинаю думать, что Хэммонд был прав и я, точно старая дева, поднял шум по-пустому. – После сегодняшней экскурсии ему и правда казалось, что принц едва ли опустился бы до убийства. В Китае и так слишком много доводов, говорящих в его пользу.
– Скорее Юнсин не захотел больше ничего предпринимать на борту корабля. Решил подождать, когда вы будете у него под боком, – пессимистически возразил Грэнби. – Здешний коттедж всем хорош, только уж больно много солдат шляется вокруг.
– Тем меньше причин опасаться чего-то. Если бы меня хотели убить, то могли это сделать уже дюжину раз.
– Отчаянный вряд ли остался бы здесь, если б вас убили императорские гвардейцы: он ведь и так уже подозревает неладное. Думаю, он в таком случае сам перебил бы их всех, а потом постарался найти корабль и уплыть домой. Хотя потерю капитана они очень тяжело переносят… возможно, он просто убежал бы на волю.
– Спорить об этом можно без конца, – нетерпеливо воздел руки Лоуренс. – Сегодня по крайней мере я не заметил ничего, кроме желания произвести на Отчаянного благоприятное впечатление. – Он не стал добавлять, что своей цели китайцы добились без особых трудов. Рассуждать о различиях жизни драконов на Востоке и Западе значило бы проявить нелояльность. Он сызнова вспомнил, что его не готовили в авиаторы, и поостерегся задевать чувства Грэнби.
– Чего ж вы тогда сидите мрачнее тучи? – вопросил тот, и Лоуренс виновато вздрогнул. – Я не удивлен, что ему понравился город: он всегда любил новизну. Но неужели все так уж плохо?
– Дело не только в городе. Драконы здесь – все, а не он один – пользуются большим уважением. Им дается много свободы. Я сегодня видел не меньше сотни драконов, расхаживающих по улицам.
– А если мы, не дай Бог, пролетим над Риджент-парком, тут же поднимется страшный шум и в Адмиралтейство поступит с десяток кляуз, – невесело согласился Грэнби. – И даже захоти мы сесть где-то в Лондоне, у нас ничего бы не вышло: улицы там слишком узкие для кого-то покрупнее винчестера. Здесь, насколько я видел с воздуха, планировка гораздо разумнее. Неудивительно, что драконов у них раз в десять поболе нашего.
Лоуренс, обрадованный тем, что Грэнби воспринял его рассказ без обиды, продолжал:
– Знаете, Джон, здесь детенышам назначают опекунов только в возрасте пятнадцати месяцев. Раньше их воспитывают другие драконы.
– Мне кажется, что делать из них нянек попросту расточительно – но китайцы, наверное, могут это себе позволить. Эх, Лоуренс, нам бы хоть дюжину этих красных, которые тут пропадают без всякой пользы. Прямо слезы на глаза наворачиваются, как посмотришь на них.
– Да, но я вел к тому, что диких драконов тут совсем нет. А у нас дичает каждый десятый, верно?
– В наше время уже нет. Длиннокрылов, бывало, теряли целыми дюжинами, пока королеве Елизавете не пришло в голову послать к одному из них свою горничную. Тогда стало ясно, что с девушками они послушные, как овечки – и ксеники тоже. А винчестерам свойственно уноситься прочь, прежде чем кто-то успеет надеть на них сбрую, но теперь они выводятся только под крышей. Им дают полетать, а потом уже приносят еду. Диким становится разве что один из тридцати, не считая яиц, которые пропадают в питомниках. Производители умудряются как-то их прятать от нас.
Разговор прервал вошедший слуга. Лоуренс махнул на него рукой, но тот, беспрестанно кланяясь и дергая капитана за рукав, дал понять, что Шун Кай, пришедший с визитом, приглашает офицеров выпить с ним чаю в большой столовой.
Лоуренс был не в настроении для выхода в свет, а Хэммонд, сопровождавший их в качестве переводчика, все еще дулся. Вместе они составляли крайне неразговорчивую компанию. Шун Кай учтиво осведомился, удобно ли они разместились и как им здесь нравится. Лоуренс отвечал кратко: его не оставляло подозрение, что китаец хочет выведать что-нибудь об Отчаянном. Оно возросло еще более, когда Шун Кай перешел к цели своего посещения.
– Лун Тен Цянь приглашает вас и Лун Тен Сяна на чай во дворец Десяти Тысяч Лотосов. Она надеется видеть вас у себя завтра утром – до того, как раскроются цветы.
– Благодарю, что доставили приглашение, сэр, – вежливо, но бесстрастно ответил Лоуренс. – Отчаянный очень хотел бы познакомиться с ней поближе. – Отказ вряд ли был возможен, хотя этот визит сулил новые соблазны для Отчаянного.
– Она тоже хочет присмотреться к своему отпрыску, – кивнул Шун Кай. – Ее мнение очень важно для Сына Неба. Быть может, вы расскажете ей о вашей стране и об уважении, которым пользуется там Лун Тен Сян.
Хэммонд, переводя это, быстро присовокупил от себя:
– По-моему, намек достаточно ясен. Сделайте все, чтобы завоевать ее расположение.
– Не понимаю, с чего это Шун Каю вздумалось давать мне советы, – сказал Лоуренс, когда посол удалился. – Он всегда был достаточно вежлив, но дружелюбия ни в коей мере не проявлял.
– Тоже мне совет, – вставил Грэнби. – Вы бы и сами как-нибудь додумались сказать, что Отчаянному у нас хорошо.
– Да, но без него мы не придали бы столь высокого значения завтрашнему визиту, – возразил Хэммонд. – Для дипломата он сказал очень много – собственно, только это он и мог сказать, не раскрывая перед нами все карты. Это внушает надежду, – добавил он с преувеличенным, как подумалось Лоуренсу, оптимизмом. Хэммонд уже пять раз писал императорским министрам с просьбой о встрече, на которой мог бы предъявить свои полномочия, но письма ему возвращали нераспечатанными. Когда же он попросил о свидании с несколькими другими европейцами, живущими в городе, то получил недвусмысленный отказ.
– Не такая уж она нежная мать, если согласилась отправить сына в такую даль, – сказал Лоуренс Грэнби ранним утром следующего дня. Капитан разглядывал свою парадную смену, вывешенную ночью проветриваться: галстук нуждался в глажке, а рубашка, как он заметил только сейчас, протерлась.
– Обычно они спокойно относятся к детенышам, когда те уже вылупились, хотя над яйцами, можно сказать, трясутся. В конце концов дракончик, появившись на свет, способен уже отгрызть козе голову, и материнская забота ему не нужна. Дайте мне: гладить я не мастак, но с иглой управляюсь неплохо. – Грэнби взял у Лоуренса рубашку и сел чинить прореху на рукаве.
– И все-таки она, я уверен, хотела бы, чтобы за ним хорошо присматривали. Странно, впрочем, что она занимает такое высокое положение при дворе. Я всегда думал, что селестиал, чье яйцо согласились отдать за кордон, должен принадлежать к не слишком знатному роду. Спасибо, Дайер, поставьте сюда, – сказал Лоуренс вестовому, который принес ему горячий утюг.
Принарядившись как мог, капитан вышел во двор к Отчаянному. Полосатого дракона приставили к ним для эскорта. Полет был коротким, но интересным: они шли так низко, что видели плющ и другие растения, укоренившиеся на желтой черепице дворцовых зданий, и различали драгоценные камни на шляпах министров – мандарины, несмотря на ранний час, уже сновали по дворам и дорожкам.
Дворец, к которому они направлялись, находился в пределах обширного Запретного Города. Сверху он узнавался легко: два огромных драконьих павильона стояли по обе стороны длинного, заросшего водяными лилиями пруда. Чашечки цветов еще не раскрылись. Через пруд вели прочные, высоко выгнутые мосты, к югу от него лежал вымощенный черным мрамором двор.
Полосатый проводник опустился туда и встретил гостей низким поклоном. Под кровлями павильонов уже шевелились, просыпаясь, другие драконы. Из южной ниши вылез древний селестиал с длинными висячими усами. Его громадное жабо полностью выцвело, а черная шкура стала такой прозрачной, что сквозь нее просвечивали красным сосуды и мышцы. Еще один полосатый дракон, сопровождающий старца, заботливо подталкивал его носом к освещенному первым солнцем двору. Селестиал, как видно, почти ослеп из-за молочных катаракт на глазах.
Начали выходить и другие здешние жители. Империалы, без усов и манишек, превосходили селестиалов числом. Черные, как Отчаянный, или цвета индиго, все они были темными, за исключением Лян. Она в это самое время появилась из своего отдельного укромного павильона и пошла напиться к пруду. Белая кожа придавала ей какой-то неземной вид; не диво, что все испытывают перед ней суеверный страх, подумалось
