Снежный наст сверкает на солнце так, что режет глаза.
Хорошо еще, что у нас, неандертальцев, такие выступающие надбровные дуги и густые брови: чуть взъерошить их — и, пожалуйста, глаза прикрыты козырьком, который сама природа нам подарила.
— А… а это что такое? — лепечет Блошка, совершенно ошеломленная.
— Ледник, — отвечает дедушка Пузан. — Небольшой, незначительный ледничок.
— Небольшой?
— Незначительный?
— Ой!
— Но… как мы по нему пройдем?
Уголек, наш географ, уже зарисовывает это чудо природы.
Умник сверяется с дубинкой для записей и просвещает нас:
— Ледником называется пространство, покрытое льдом. Ледник обычно занимает более или менее обширную впадину. Лед, сползая вниз, трескается, образуя очень глубокие расщелины…
— Что еще за расщелины?
— Ракита… рама… расщелина. Расщелиной называется щель, которая образуется во льду. Красиво звучит!
— Не до красоты сейчас, объясни толково! — ворчит Щеголек.
— Здесь говорится, что некоторые расщелины такие же глубокие, как Пещера Без Дна, — заключает Умник.
— А… если… кто-нибудь… туда… сва… свалится? — заикается Блошка.
— Если кто-нибудь туда свалится, то разобьется, как яйцо, — объявляет наш учитель, — но мы не свалимся, потому что будем обуты в знаменитые башмаки для хождения по льду модели дедушки Пузана!
— Башмаки… для хождения но льду?
— Ну да. Это мое изобретение. Итак, достаньте по два куска твердой кожи…
Мы достаем.
— А теперь, — продолжает учитель, — нам нужны медвежьи зубы. Ожерелья, которые носят девчонки, отлично подойдут…
Бусы из медвежьих зубов в большой моде среди ледниковых женщин, они к тому же очень дорогие: за иные дают две, а то и три шкуры росомахи.
Мы смотрим на ожерелья из зубов, а также на их владелиц; девочки в свою очередь бросают на нас косые взгляды.
Ясное дело, что они вовсе не намерены расставаться с украшениями.
— А если мы их не отдадим? — щебечет Неандерталочка.
— Не отдадите, и не надо, — бурчит дедушка Пузан. — Без медвежьих зубов вы не сможете изготовить башмаки для хождения по льду, поскользнетесь, попадаете в расщелину, и поминай как звали…
Блошка первая протягивает мне ожерелье, ее примеру нехотя следуют остальные девочки.
Тут дедушка Пузан учит нас, как изготовить эти знаменитые башмаки.
Вырезается кусок кожи по размеру стопы, острым кремниевым наконечником проделывается множество отверстий, и в каждое вставляется медвежий зуб; по бокам приделываются два кожаных ремешка и крепко обвязываются вокруг щиколотки.
Мы пробуем идти по льду.
Удивительно: с этими зубастыми подошвами, привязанными к нашей обычной обуви, мы больше не скользим.
Теперь мы готовы встретиться с ужасными расщелинами!
Мы идем гуськом по узким языкам льда. По обе стороны разверзаются пропасти, такие глубокие, что не видно дна.
— Не смотрите туда! — предупреждает дедушка Пузан. — Представьте себе, что вы гуляете по лугам вокруг стойбища. Спойте-ка лучше Песню Жизни — она вас развеселит, отгонит тяжелые мысли.
Мы поем. Но наши голоса срываются и дрожат, а взгляды так и притягиваются к темным ущельям.
И все же шаг за шагом мы продвигаемся по этому голубому аду. Тридцать крохотных черных точек, тридцать муравьев, движущихся к своей цели — к заснеженному хребту, разделяющему две долины.
Но вдруг…
Вдруг мы слышим радостный крик Кротика:
— Эй, глядите, пещера!
Потом — леденящий вопль, от которого волосы встают дыбом.
Когда мы оборачиваемся, Кротика больше нет — в единый миг расщелина поглотила его.
Мы бежим к тому месту, где он упал, но дедушка Пузан вопит во всю глотку:
— Стойте! Назад! Хотите тоже сверзиться туда?
Осколком кремня он делает выбоины вокруг жерла кратера, потом опускается на колени и осторожно подползает к краю.
— Он внизу, — сообщает учитель. — До дна не долетел… но долго ему не продержаться.
— Можно, я погляжу, дедушка Пузан? — спрашивает Молния.
Учитель отползает, уступая место старосте, и тот, удрученный, сообщает нам:
— Он соскользнул слишком далеко. У нас нет таких длинных ремней…
— Ремни можно связать, — предлагает Умник. — Как в тот раз, когда строили Спустиподними.
— У нас здесь нет таких крепких шкур, — замечает Молния. — Ремни порвутся…
— Кротик не тяжелый, — уверяю я.
— Мы не сможем бросить ему ремни, — говорит дедушка Пузан. — Видите выступ прямо над ним? Если этот выступ обрушится, Кротику конец.
— Блошка самая легкая, — шепчет Умник.
— Чт-что ты хочешь сказать? — чуть не плачет девочка.
— Я хочу сказать, что только ты можешь спуститься за Кротиком, — уточняет Умник.
— Ой-й! Я?! Полезу в эту дыру? Ты с ума сошел!
— Может быть, и сошел, но не вижу другого выхода…
— Довольно! — рычит дедушка Пузан. — Солнце клонится к закату, а на ночь оставаться на леднике нельзя. Это слишком опасно. Слышите скрип? Когда становится холоднее, лед двигается… и трескается.
— А… как же Кротик?
— Мы вернемся за ним… завтра? — спрашивает Молния.
— Бесполезно, — качает головой учитель. — К утру он соскользнет неизвестно куда…
Берет дубинку-журнал и обломком кремня что-то на нем скоблит.
— Что… что ты делаешь? — спрашивает Блошка.
— Стираю в журнале знак Кротика. Все равно этот слепыш к жизни не приспособлен. Хотя и жалко его. Тем более что я обещал привести всех вас обратно домой.
— Беда! Беда, беда, беда! — кричит Блошка. — И все на мою голову. Только потому, что я самая маленькая! Завтра же начну жрать в три горла и разжирею, как дедушка Пузан! Ну давайте привязывайте меня, пока я не передумала. А ты, Березка, моли за меня духов льда.
Мы связываем шкуры крепкими узлами и спускаем Блошку в расщелину.
Когда ремни кончаются, слышим звонкий голосок Кротика:
— Правда, здесь здорово? Зови скорей остальных: местечко тихое, спокойное. Вроде бы и медведей нет!
— Только медведей нам и не хватало! — ворчит Блошка, привязывая товарища.
Потом закрывает глаза, а мы медленно начинаем тянуть, заклиная всех духов.
