королевский дворец. Обычных домов на ней, наверное, и не было. Максим шагал под пристальными взглядами многочисленных гвардейцев, стискивая в кармане метрику и письмо благочинного Урвана.
С утра по небу бежали тучи, но к обеду прояснилось, хотя задувал весьма сильный ветер. Повсюду реяли государственные флаги. По дороге то и дело проносились быстроходные мобили, обдававшие молодого студента клубами черного дыма, а конных повозок тут вовсе не было видно. Вдоль тротуаров перекатывались побуревшие листья – рядом с дворцом, за одной с ним оградой, был разбит обширный парк. Из него-то опавшая листва и летела. Растения в этот знаменитый на всю страну парк были свезены отовсюду: из предгорной Сарнии на западе, заболоченного Наварина на юге, оледеневшего Петрополиса на севере… Большую часть территории, разумеется, занимала местная растительность, потому что вся остальная приживалась неохотно и не вся.
Пропустили Максима почти без задержки, только обыскали тщательно. Но он понимал, что в Селавике хватает разных подозрительных людей, способных подорвать ведомство или застрелить чиновника, тем более в неспокойное военное время. Вызвавший его чиновник сидел среди десятка себе подобных в большом и холодном помещении с зарешеченными окнами. Правда, столы располагались на значительном расстоянии друг от друга, и если говорить спокойно, кроме Урвана Лаврина и Максима никто не разберет, о чем они беседуют. К тому же у двери сидела сосредоточенная, остроносая девушка и что было сил стучала по клавишам пишущей машинки, так что стол под аппаратом буквально содрогался. Поэтому в кабинете было довольно шумно.
Вдоль стен высились колоссальные стеллажи с папками и книгами, похожими на собрания Уложений и Указов, а на полу кое-где громоздились растрепанные стопки из бумаг, свежих и пожелтевших. Из-за них, судя по всему, в комнате и стоял густой дух бумажной пыли.
У двери на стуле сидел еще один гвардеец, который скучливо изучил Урваново письмо и сделал в журнале пометку о прибытии.
– Вам назначено? – сварливо поинтересовалась девица за машинкой, не отрываясь от своего дела.
– Да, мне к господину Лаврину…
Тут сидевший у самого окна человек в вязаной кофте, завидев нового посетителя, привстал и махнул ему рукой. Студент двинулся между бумажных гор, стараясь не зацепить ни одну из них полой плаща.
– Садитесь, садитесь, господин Рустиков, – дыша на руки, приветливо сказал Урван. – Повесточку можно вашу? И метрику, пожалуйста. Да вы присядьте, дело у нас нешуточное… – Максим насторожился, а Лаврин подвинул к себе собственное письмо и тщательно перечитал его, будто видел впервые, затем поднял на посетителя белесые глаза. Лаврин показался Максиму похожим на белька – такой же добродушный, усатый и светленький, только глаза не черные. Под кожей у него как будто перекатывался детский жирок, хотя в остальном он выглядел лет на восемнадцать-двадцать. – Вам не холодно?
– Нет, спасибо.
– Торфа маловато, а дровишек и вовсе нет… Экономия. А из окна дует, того и гляди простуду подхвачу. – Он сделал паузу, разглаживая свою повестку. Вокруг чиновника и так возвышались две бумажные кучи, и Максим подумал, что присланное ему письмо скоро пополнит одну из их. – Недоразуменьице у нас вышло, сударь. Бумага на вас из Ориена пришла. Человечек наш вас разыскивает, долго уже к себе зазывает. Феофан Парамонов, благочинный наш – слышали такого? А вы все не идете да не идете. Нехорошо получается. Нарушение, больно сказать, Уложения о ведомствах. И дагерротипчик у вас в метрике старый, заменить давно пора было. Как же так, сударь? – укоризненно покачал головой Урван.
При этом он бросил короткий взгляд на выход, возле которого торчал гвардеец, и Максим очнулся. До этого он несколько мгновений не мог пошевелиться, как будто его окунули в прорубь, а руки-ноги покрылись коркой льда. Стоит Лаврину подать знак, и студента попросту убьют без всяких разбирательств. Неподчинение повестке Парамонова – достаточное для этого основание.
– Думаю, Указ Короля о дополнительном наборе студентов важнее, чем письмо благочинного, – кашлянув, сказал он.
– Указ, говорите? – оживился Лаврин. – Покажите мне его.
– Что? – опешил студент и как-то разом забыл о гвардейце с винтовкой, сидящем у входа, настолько абсурдной показалась ему реакция Лаврина. Максим почувствовал себя персонажем театральной постановки. – Но как же?…
Чиновник наблюдал за ним с насмешливым любопытством, словно мальчишка за мухой, у которой только что оторвал одно крыло и сейчас прикидывает, не пора ли заняться вторым. Замешательство посетителя, очевидно, забавляло его, и Максим растерянно замолк, чтобы совсем не увязнуть в междометиях и не ляпнуть чего-нибудь лишнего.
– У вас же хранится предписание с моим именем, – выдавил он наконец.
– Успокойтесь, сударь, – поскучнел Урван. – Указ о дополнительном наборе слушателей на Университетские курсы действительно существует. И даже не потерял силу, потому что его успели выполнить. – Фраза у него получилась странной. – Кажется, именно вы помогли Элизбару Магнову доставить в столицу дольменский аэроплан?
Максим кивнул, в недоумении глядя на благочинного. Какой, однако, удивительный способ вести беседу с посетителем тот выбрал. Может, они все тут такие, слегка обезумевшие от бумажных завалов или чего-то еще?
– Вся неувязочка в том, – доброжелательно продолжал чиновник, – что повестку вашей сестре вручили в один день, а на сборный пункт, согласно предписанию, вы прибыли на другой. Мало того, имея на руках приглашение в Метрический Приказ, вы обязаны были явиться туда в любом случае. Об этом говорится в соответствующем Уложеньице. И никакой Указ тут не играет роли. А во-вторых, вы нарушили другое Уложение, “О метриках”, это точно установлено ориенским Приказом. Когда использовали не принадлежащий вам документик, чтобы получить лишнюю порцию торфа. А это страшнее, чем простая неявка по вызову. Так-то, сударь…
Максим молчал, не поднимая головы и не двигаясь. Ему казалось, что стоит только пошевелиться, как Лаврин тотчас кликнет гвардейца, посетителя выведут в коридор, чтобы не отвлекать других работников, и тут же застрелят. Шум пишущей машинки словно усилился, заполнив помещение непрерывным стрекотом.
Урван тоже молчал, сухо пощелкивая скрепкой, и Максим не выдержал:
– Меня убьют?
Бельковая физиономия Урвана слегка сморщилась, усы его смешно шевельнулись, а сам чиновник наклонился вперед.
– Есть еще один маленький Указик. Он недавно появился, всего неделю назад. Если преступник по каким-то причинам не наказан тут же, на месте преступления, он должен искупить вину на фронте. Ведь там его все равно убьют. Но перед этим он, глядишь, принесет немножко пользы родной стране. И боеприпасиков экономия, опять же…
Урван нисколько не шутил, когда сказал про экономию, во всяком случае, его глазки остались такими же холодными, снежными.
– И как же нам быть? – проговорил Лаврин. – А? Ведь вы учитесь на особых, военных курсах. Отправить вас на восток прямо сейчас не получится. Как ни погляди, все не так. Незадачка выходит, верно? И Указика особого в помощь нет.
– Не знаю, – сказал Максим. Едва поняв, что его не пристрелят тут же, в коридоре ведомства, он почувствовал себя намного увереннее. – Решайте сами, как будет лучше для Короля и государства.
Урван отложил в сторону гнутую скрепку и огляделся, словно проверяя, не смотрит ли на него кто- нибудь из сослуживцев. Затем еще раз перечитал собственную повестку и вернул Максиму его метрику. Видно было, что какие-то сомнения мучают его – то ли он принял решение и не уверен, одобрит ли его начальство, то ли просто не знает, как поступить с преступным посетителем.
– Весь Селавик сейчас – это сплошной фронт, – сказал он наконец. – И погибнуть от лап врага в Навии можно так же точно, как и в армии. Бомбисты поднимают голову, проклятые народники призывают к разгону правительства и ведомств… Как еще на Короля не нападают, удивительно. Хотят раздать оружие народу, чтобы он сам решил, кто враг. – Губы Урвана скривились. – А то не знают, что они-то и есть главные враги государства… Везде опасность, везде. Хуторяне не желают везти продукты в город, а если везут, ломят за
