Ближе к вечеру он стал разбирать свои пожитки и вывалил их на пол. Днем ему удалось купить на рынке банку керосина, потратив всего полталера, и в комнате было светло. Буржуйка весело потрескивала, и на теплой трубе, тянущейся до самого окна, были развешаны постиранные вещи.
– Сколько книжек! – обрадовалась Касиния и принялась ворошить их. – Почитаешь? Как называются?
– Давай так: час читаю, а потом спать. Годится?
– У-у-у!
Расставляя книги на единственной полке, до этого занятой горшками с цветами, он наткнулся на “Изменчивый мир” Модеста Капитонова. “Как же я забыл?” – подумал молодой корабельщик, невидяще перелистывая трактат о природе земли. Размышлять о похолодании Солнца в эти весенние дни, когда света стало так много, а бывший снег ручьями побежал вдоль тротуаров, казалось странным. Но слова забытого природника все равно влекли Максима. На этот раз его заинтересовал раздел о географии, как-то ускользнувший от его внимания при первом изучении трактата.
Раскрыв книгу на нужной странице, Максим развернул спрессованную временем карту мира, она захрустела тонкой бумагой. Разглаживать древний лист он не решился, осторожно придавив его уголки тонкими детскими книжками. Места сгибов были почти вытерты, словно когда-то этой картой много пользовались или попросту рассматривали. Выглядела она необычно, потому что в центре мира художник расположил не Селавик, а Роландию. Эта колония, сейчас уже фактически отделившаяся от Селавика, находилась на пунктирной линии под названием “экватор”, и по размерам раза в два превосходила любую культурную страну – хоть Дольмен, хоть Магну, не говоря уж о карликовом Аваке. А у самого правого края карты Максим обнаружил довольно крупный остров, название которого до этого никогда не попадалось ему на в одной книжке. Поперек похожего на лепешку белого пятна, обведенного береговой чертой, тянулась странная надпись – “Вивария”.
Интересно, что вся площадь карты была закрашена в коричнево-голубые тона, где яркие, а где тусклые, но Вивария осталась полностью белой. А ведь мореходы издавна бороздят моря и океаны. Наверняка, раз так точно обрисовали остров, они должны были высадиться на нем и нанести на свои путевые планшеты разные реки, горя и озера. Или там одна сплошная пустыня, в которую никто не решился углубиться?
Максим нередко вспоминал завсегдатая харчевни “Студиозус”, а тут и вовсе решил, что Платона необходимо навестить. Он почувствовал заметный укол совести, потому что мог бы и раньше озаботиться судьбой старика – тот с самого разрушения кабака не появлялся там. “Неужели он умер? – размышлял молодой корабельщик, засыпая. – Жалко, хотя ничего удивительного. Он был ужасно стар”.
На другой день Максим помог приладить дочери под куртку петлю для ножа, чтобы ловчее было отбиться от хулиганов, и наказал ей не убегать далеко от дома. Часов в десять, прихватив трактат Капитонова, он отправился на Колчедановую. Жизнь в столице постепенно налаживалась, словно подстраиваясь под цветение природы. Вместе с дикой травой, что прошлогодними пучками возникла из-под снега, на дорогах появились мобили и конные повозки. На них в основном передвигались крестьяне, под охраной гвардейцев доставлявшие на рынок продукты. Торф заметно упал в цене, и дрова тоже вскоре должны были подешеветь.
Трупов на улицах попадалось значительно меньше, чем обычно, так же как и похоронных команд. Многих мертвых, остававшихся еще с зимы и занесенных снегом, успели откопать и сжечь. Среди них, наверное, как с болью надеялся Максим, были и Домна с Ермилом.
Он читал в газете, что значительная часть похоронщиков перешла на работу во вновь образованные “этические суды”. Они-то и наказывают преступников, покусившихся на жизнь и здоровье сограждан, и сжигают их тут же, в Храмовых печах. С другими правонарушителями стало бороться Метрическое ведомство, как самое осведомленное, и ему придали часть гвардейского корпуса Навии, чтобы солдаты приводили приговоры в исполнение. Для экономии боеприпасов, согласно отдельному Указу главы кабинета министров Пименова, они закалывали преступников штыками. Особая же категория преступников, которые не убивали, а скрывали от Смерти больных или раненых, подлежала наказанию самим Храмом.
Двор здания на Колчедановой по-весеннему шумел детскими голосами и строгими окриками взрослых, которым детвора чем-либо мешала. Максим опять изловил какого-то мальца в расстегнутом овчинном пальто и спросил его о старике с последнего этажа.
– Нету его! – загнанно сопя, отозвался парень. – Пропал! Сгинул! Не знаю я!
– А квартира?
– Дак уж давно в ней живут. Как Короля боньбой убили, так и въехали туда.
Он умчался, а Максим после очень недолгих раздумий вошел в полутемное, сырое парадное и стал подниматься по лестнице. Дверь стариковской квартиры выглядела по-другому – ее обшили буйволовой кожей и навесили удивительную табличку со словом “Занято”. Молодой кораблестроитель гулко постучал, чем вызвал в квартире всплеск самых разных шумов – от злобного лая до женского возгласа.
Внезапно дверь распахнулась, и Максим увидел наставленный на него револьвер. Пониже виднелась ощеренная морда пса, нетерпеливо рычащего. Посетитель поднял взгляд выше и едва не охнул от удивления.
– Шушаника!
Женщина прищурилась и внимательно оглядела гостя, а потом вдруг широко улыбнулась и опустила руку с пистолетом. Только тут посетитель заметил, что она беременна – месяце на шестом.
– Проходите же, сударь, – сильно коверкая слова, сказала она. – Вы ведь зоветесь Максим, кажется? Элизбар иногда поговорит о вас. Испить чай будете?
Корабельщик вошел в бывшую квартиру старика Платона и почти не удивился тому, что здесь стало намного светлее и как-то приветливее, что ли. Даже злобный поначалу пес оттаял и взмахнул куцым хвостом, с интересом обнюхав широкий карман Максимовой куртки. Но он извлек из него не кусок сахара или окорока, а всего лишь пыльный томик, чем заметно разочаровал животное.
– Чай? – сказал гость по-дольменски. Он так давно не практиковался в языке, что решил не упускать такой возможности. – Немного. У меня книга, которую я взял отсюда…
– А, из библиотеки Платона? – спросила Шушаника уже из кухни. Она с легкостью перешла на родной язык. – Откуда она у вас, сударь? Вы знали этого доброго старика?
Вскоре Максим уже сидел напротив дольменки за столом, покрытым чистой белой скатертью, и отхлебывал из огромной кружки вязкий коричневый напиток. Он успел рассказать Шушанике о визите к Платону и о том, как тот всучил ему странный трактат, содержание которого осталось для Максима во многом неясным. Он пока не понял, стоит ли делиться с хозяйкой открытиями вроде Виварии и охлаждения Солнца к земле. Она же вежливо слушала его, вставляла короткие реплики и кивала, с открытым наслаждением слушая и выговаривая дольменские слова.
– А как вы оказались в этой квартире? – спросил наконец Максим. Он только и ждал удобного момента, чтобы поднять эту тему.
– О! Наша жилище сломали. – Она внезапно перешла на селавикский. Наверное, не хотела, чтобы родина хоть одной частицей связывалась у нее в памяти с тем, что она собиралась рассказать. – Помните эта жуткая неделя в февраль? Окно выбил, дверь в дырку превратил… Какие-то нехороший человек узнал, что муж работал в Военное ведомство, вот и придумали нас убить. Но у Эли был большая пушка… нет, “магазин”, и револьвер. Мы стрелять пулей. Много погибло враги, но сломали мебель сильно тоже.
– И вы переехали сюда? – помолчав, продолжал расспросы гость. – Но почему именно сюда?
– О, я не знаю, правда. Просто Эли сказал, что нам следует поменять квартиру, все равно старую было очень трудно восстановить. К тому же она мне не очень нравилась, потому что окнами на север. А эта на восток, и по утрам в комнату светит Солнышко. Платон куда-то уехал, а книжки и другие вещи он оставил мужу. Не знаю, почему. Наверное, у него не было родственников. Это очень странный старик, совсем седой и дряхлый…
– Да, я помню, – пробормотал Максим. – Значит, вы не знаете, что с ним случилось?
Шушаника отрицательно помотала головой.
Так и закончился его визит в квартиру Платона, теперь уже бывшую, не дав ответа на главный вопрос: что это был за человек и как он ухитрился дожить до такого преклонного возраста.
Спустя два дня корабельщик пришел на работу в Военное ведомство и поднялся в тот же кабинет, какой в свое время посещал по вызову Магнова. Гвардеец в холле выдал ему ключ от помещения и даже отдал
