Однако во всем этом был один щекотливый момент. Жизнь кабачка не прекращалась, казалось, даже по ночам. И некоторые завсегдатаи этого заведения взяли себе привычку обшаривать прохожих, да еще и не следили за чистотой вокруг кабачка, где мусор скапливался кучами.
Первой познакомилась с весьма неприглядными правилами братства Кардикса. Ее послали в лавочку почти напротив дома, чтобы купить для Ю-Ю средство от боли в животе. Хозяйку лавочки – старуху- галатийку, специализирующуюся на лекарствах и заговорах, она нашла прижатой к стене двери злодейского вида людьми, обсуждавшими, с чего начать здесь погром. Благодаря Кардиксе они не успели и шагу в сторону сделать – она уложила их на пол одним ударом. Очухавшись, они ушли, разражаясь на ходу проклятиями. Перепуганную старуху Кардикса заставила рассказать, что стряслось. Оказалось, знахарка не смогла уплатить за защиту.
– Владелец каждой лавки должна платить, если не хочет неприятностей, – рассказывала Кардикса своей хозяйке. – Считается, что деньги идут на охрану владельцев лавок от разбоя и грабежа. Однако, самое ужасное – не заплатить, сколько велено. Бедная галатийка недавно похоронила мужа, поэтому сейчас у нее почти нет денег.
– Это им так не пройдет! – Аврелия стала готовиться к сражению. – Пойдем-ка, Кардикса, разберемся!
Она вышла из центральных дверей и пошла к лавкам на Викусе Патриции. С хозяевами их она поговорила о поборах, введенных братством. Несколько примеров убедили ее, что братство не ограничивается только лавками, расположенными в ее инсуле, но и ощипывает и ближайших соседей. Даже тех, кто занимался чисткой и опорожнением ночных горшков, и владельцев душей – довольно прибыльных в Риме заведений.
Закончив свое расследование, Аврелия так разгневалась, что подумывала, не пойти ли домой и немного успокоиться перед разговором с членами братства в их кабачке.
– Пусть проваливают из моего дома! Вон! Кардикса пыталась смягчить ее гнев:
– Не беспокойтесь, Аврелия, мы дадим им достойную взбучку!
– Где Ю-Ю?
– На четвертом этаже. Сегодня утром очередь Ребекки кормить ее.
Аврелия сжала руки так, что побелели костяшки пальцев.
– Почему у меня нет молока? Грудь суха, как у старухи.
Кардикса пожала плечами:
– У некоторых женщин есть молоко, у некоторых – нет. Никто не знает, почему. Никто не откажется дать Ю-Ю молока. Вы знаете это, госпожа. Я послала Амру к Ребекке, чтобы посидела немного с малышкой, а мы сейчас разгоним эту шайку бродяг и бандитов. Пойдемте-ка на эту помойку.
Аврелия поднялась.
– Пойдем, вышвырнем эту нечисть!
В кабачке царил полумрак. Аврелия появилась в дверном проеме, четко выделяясь в единственно светлом квадрате. Она поразила сидящих своей красотой, и шум на мгновенье затих; все замерли. Лишь появление Кардиксы вошедший сразу за госпожой, заставило всех опомниться.
– Эта слониха отделала нас сегодня утром! – произнес чей-то голос.
Скамьи заскрипели. Аврелия вошла и остановилась, оглядываясь вокруг; Кардикса настороженно стояла сзади.
– Кто тут главный, олухи? – голос Аврелии был требователен.
Человек, поднявшийся из-за стола в дальнем углу, казался очень маленьким; дать ему можно было лет сорок.
– Ну, я, – он вышел вперед. – Луций Декумий к вашим услугам.
– Вы знаете, кто я? – обратилась к нему Аврелия. Он покачал головой.
– Вы – мои съемщики и имеете передо мной ряд обязательств. Прежде всего – вы обязаны мне платить.
– Вам здесь ничего не принадлежит, госпожа, и мы вам не обязаны ничем – это все дела государственные.
– Государственные? Это место содержится отвратительно. Я недовольна тем, как вы выполняете свои обязанности. Я отказываю вам от места.
По залу пронесся вздох. Луций Декумий сузил глаза и вызывающе уставился на Аврелию.
– Прав не имеете лишать нас места!
– Это мы еще посмотрим.
– Я буду жаловаться городскому претору!
– Он – мой двоюродный брат.
– Тогда – верховному понтифику!
– Окажите любезность. Он – тоже мой двоюродный брат.
Луций Декумий задохнулся от возмущения, а затем издал звук, напоминающий то ли смешок, то ли покашливание.
– Не могут же они все быть вашей родней!
– Могут, – Аврелия немедленно вскинула голову. – Луций Декумий, вы и ваши грязные скоты уберетесь
