предупредил: в экстренном случае его помощник передаст мне документы. В некотором смысле мы были партнерами.
– По словам Дуду, ваш пароль был: «Я нашел жерло». Что за смысл в этой фразе?
– Люк был помешан на видениях людей, побывавших в небытии. Пропасть, колодец, жерло…
– Именно про жерло он сказал своей жене перед самоубийством. Почему, по вашему мнению?
– Все по той же причине. Люк только и думал что о туннеле. Это была его навязчивая идея. Однако он никак не мог приблизиться к этой двери, к этому жерлу. Я подозреваю, что его самоубийство – это признание поражения.
Замошский ошибался. Люк покончил с собой не от отчаяния. Впрочем, он и не потерпел неудачи, а напротив, продвинулся дальше меня – в этом я был уверен. Не слишком ли далеко?
– На мессе в часовне Святой Бернадетты я видел, как вы осеняли себя крестом снизу вверх.
– Простая предосторожность, – улыбнулся он. – Этот знак должен был защитить меня от сатанинских сил этой коробочки. Клин клином, понимаете?
– Нет.
– Не важно, это мелочь.
Он придвинулся к иллюминатору, чтобы посмотреть на часы:
– Мы уже подлетаем.
Я почувствовал давление на барабанные перепонки. Самолет начал снижаться. Я не оставлял в покое нунция:
– В польской церкви вы мне сказали, что специализируетесь на «Невольниках». Как они связаны с «лишенными света»?
– Я вам уже сказал: они их ищут, они следуют за ними по пятам.
– И вы пытаетесь вклиниться между этими двумя фронтами?
– Да, следуя за «лишенными света», мы встретились с «Невольниками».
– Как они относятся к «лишенным света»? Они их почитают?
– В некотором смысле. Они считают их избранными. Но их главная цель – вырвать у них признание. Для этого они без колебания их похищают, накачивают наркотиками, пытают. У них навязчивая идея: слово дьявола. Все средства хороши, чтобы расшифровать сказанное им.
– Что вы конкретно имеете в виду, говоря, что «Невольники» представляют собой одну из самых опасных сект?
Замошский поднял брови, показывая, что это очевидно:
– Вам же это продемонстрировали Мораз и Казвьель. «Невольники» вооружены, натренированы. Они убивают, насилуют, разрушают. Они дышат злом, как мы – воздухом. Порок – это их естественная биосистема. Они и сами себя мучают и уродуют. Садизм и мазохизм – это две стороны их формы существования.
– Откуда у вас такие точные сведения об этой секте?
– У нас есть свидетельства.
– Раскаявшихся?
– Среди них не бывает раскаявшихся. Только выжившие.
Я посмотрел на черные облака за иллюминатором. Барабанные перепонки просто лопались.
– Там, куда мы летим, есть «Невольники»? Я имею в виду: в Кракове?
– Да, к несчастью. Они появились совсем недавно, но в городе множатся различные факты, свидетельствующие об их присутствии. Нищие, подвергавшиеся пыткам, расчлененные, сожженные живыми. Животные, которых мучили, принося в жертву. Эти кровавые следы – их подпись.
– Знают ли они, что Манон в Кракове?
– Они здесь из-за нее, Матье. Несмотря на наши предосторожности, они ее нашли.
– Значит, они убеждены, что она «лишенная света»?
Замошский смотрел на огни, вспыхивающие под крылом самолета:
– Мы подлетаем.
– Ответьте мне: для «Невольников» Манон – «лишенная света»?
Его взгляд буравил меня, как зонд вечную мерзлоту:
– Они думают, что она – Антихрист собственной персоной. Что она вернулась из Тьмы, чтобы провозгласить пророчества дьявола.
84
В темноте вырисовывался Краков. Стены его домов были покрыты трещинами, дороги разбиты, полосы тумана окутывали башни и колокольни. Все, казалось, было готово к Вальпургиевой ночи. Не хватало только волков и ведьм. Я плыл в новом лимузине, как в призрачном корабле. Меня не покидало странное ощущение комфортабельного безразличия.
Автомобиль остановился у большого мрачного строения, граничащего с городским парком, поблизости от пешеходной зоны с узкими улочками. Нас ждали священники. Они взяли наш багаж, открыли ворота. Их
