– Это что, ресторан?
– Нет, это сеть довольно дорогих супермаркетов. Смотрю в мясном отделе лоточек – написано «Бычий деликатес». Я в первый момент не сообразила, что это такое, а потом начала ржать, как конь! Это же просто бычьи яйца. Согласись, это пикантно – назвать яйца деликатесом.
– Ника!
– Я тебя шокирую?
– Нисколько! Просто это странно – в Москве сеть дорогих супермаркетов.
– Влад, ты что, даже русское телевидение не смотришь?
– Нет.
– Почему? Тебе не интересно?
– Дело не в этом, просто когда-то я отказался от своего прошлого и не хотел к нему возвращаться, да и времени ни на что нет… А кстати, ты не знаешь, как там Марик?
– Он умер. В конце восьмидесятых уехал в Израиль и вскоре умер. Ему тамошний климат был противопоказан.
– Жаль. Очень жаль. Он был чудным парнем.
– И хорошим мужем.
– Мужем? Чьим мужем?
– Моим, откуда бы я знала, какой он муж…
– Ты была замужем за Марком? – ошеломленно переспросил он.
– Да. Ровно один год.
– Но почему, если он был таким хорошим мужем?
– Потому что я была плохой женой, просто отвратительной… и, осознав это, ушла от него… Но ничего, он потом женился на другой, у него родилась дочка, он назвал ее Вероникой…
– Он любил тебя? Я это всегда подозревал… А ты его не любила?
– Понимаешь, Влад, наверное, я просто не способна любить… Вообще! Ну не дано мне это!
– Но разве ты… ты же меня любила?
– Нет, мне так казалось, по молодости и глупости. Я просто еще ничего тогда не понимала.
Врет, подумал он, врет, чтобы причинить мне боль и в то же время от меня защититься.
– И Гришу своего не любишь?
Она опять ласково улыбнулась:
– Гришу я обожаю, а это разные вещи, согласись!
– Обожаешь? Он что, тенор, чтобы его обожать?
– Нет, баритон, мне всегда нравились баритоны, разве ты не помнишь? И к тому же он прекрасно поет!
– Он певец, что ли?
– Певец!
– Известный?
– Ну в определенных кругах… Он, видишь ли, камерный певец, а камерные певцы не бывают так уж безумно популярны.
– И он, конечно, хорош собой?
– О да!
Опять заболело под ложечкой, да как… А кому приятно слышать, что женщина, которую ты хочешь больше всего на свете, обожает какого-то там камерного певца? Наверняка, кстати, он неудачник, иначе она не стала бы говорить, что камерные певцы не бывают слишком популярны. Бывают, еще как бывают, Фишер-Дискау, например!
– Влад, наверное, мне уже пора…
– А на десерт ты ничего не хочешь?
– О нет, я просто не в силах съесть еще хоть что-то! Ты меня отвезешь?
– Куда прикажете?
– Томас-Манн-штрассе.
– Разумеется, отвезу. Но завтра мы встретимся, может быть, съездим в Гент? Поговори с Аллой!
– Непременно.
– Ты дай мне ее телефон, я вечером позвоню.
– Хорошо.
– Значит, Томас-Манн-штрассе?
– Да. Ты знаешь, где это?
– Найду!
– Там есть ресторан «Феликс Круль», помнишь, кто это?
– Ну еще бы! «Признание авантюриста Феликса Круля». Черт возьми, а мы были начитанные…
– Теперь говорят, продвинутые, правда, тут немного другой оттенок… Ты вот, например, знаешь, кого называют ботаниками?
– Ботаниками? Н у, тех, кто занимается ботаникой, вероятно, но раз ты спросила, значит, тут есть какой-то подвох…
– Да, верно. Ботаниками называют таких, как Димка Фролов, помнишь его?
– А, ну да, понял… Как интересно…
– Влад, высади меня, пожалуйста, на Мюнстерштрассе. Я зайду в кондитерскую, куплю Белле Львовне пирожных…
– Кто это, Белла Львовна?
– Аллина мама.
– Хорошо, – не стал спорить он. Она не хочет, чтобы я знал, где именно она живет, усмехнулся он про себя, а я-то уже знаю! Что ж, пусть тешит себя мыслью, что может от меня скрыться. – Ника, ты уверена, что занята сегодня вечером?
– Уверена, Влад, к тому же я очень устала.
И действительно, у нее был усталый, даже измученный вид. Нелегко ей далась встреча с прошлым.
– В котором часу удобно позвонить? К примеру, в десять?
– Да-да, в десять удобно.
Он хотел поцеловать ее на прощание, но она ловко увернулась и вышла из машины. Он проследил за ней взглядом. Она и вправду зашла в кондитерскую и через несколько минут вышла с коробочкой пирожных.
Он вдруг тоже ощутил страшную усталость и в то же время пустоту. Поставил машину на стоянку, пошел домой и, ни о чем не думая, завалился спать. Спал крепко, без всяких снов, и проснулся уже в начале одиннадцатого с тяжелой головой. О, черт, надо же позвонить Нике! Неужели и эта гладкая блонда потащится с нами, неужели у нее не хватит ума и такта отказаться? Неужто она не поймет, что будет третьей лишней? Может и не понять, у нее такой самодовольный вид… Интересно, каково Нике у нее? Может, ей там неуютно?
Может, она чувствует себя там обузой? Надо бы предложить ей… Хотя что я знаю об этой новой Нике? Раньше она была иногда болезненно застенчивой и преувеличенно деликатной, а теперь бог ее ведает. А может, не надо звонить? Все, собственно, уже сказано… Или почти все… Если она хочет взять с собой Аллу, значит, не хочет быть вдвоем со мной, тогда зачем? Но тут он представил себе, как Ника уговаривает Аллу поехать с ними в Гент, а та говорит: «Хорошо, я поеду, но этот твой бывший бойфренд…» – нет, вряд ли она назовет его бойфрендом, скорее, хахалем, – «этот твой бывший хахаль, скорее всего, не позвонит». А Ника будет горячо ее убеждать, что он позвонит обязательно… Нет, придется звонить, иначе в глазах этих двух женщин я буду последним трусом, полнейшим ничтожеством… Ведь тогда мой поступок имел политическое объяснение, а теперь… Позвоню, в конце концов, что может случиться? Ничего! А может, именно оттого, что ничего в присутствии Аллы не может между нами случиться, я и не звоню? А вдруг у Аллы какие-нибудь дела? Или ее мама объестся сегодня пирожными, у нее заболит печень, и она не сможет остаться одна на целый день? Хорошо бы… И он позвонил. К телефону подошла Алла. Сказала, что Ники нет дома, но в Гент она все-таки поедет.
– А вы? Вы не поедете? – спросил он с надеждой.
