Но к нему уже бежали и из дома.
– Быстрей! Быстрей! – зашептал Маса, сжимая кулаки.
Ниндзя в несколько скачков достиг середины поляны, но в лес бежать не стал – остановился.
Не хочет наводить преследователей на нас, догадался Маса.
Тансин выдернул из земли факел, потом второй и ринулся навстречу врагам. «Черные куртки» отпрянули от двух бешено крутящихся языков пламени, но тут же снова сомкнулись вокруг синоби.
Вот на ком-то вспыхнула одежда, еще один с воем отбежал в сторону, пытаясь сбить огонь с горящих волос. Пламя металось над толпой, жалило, рассыпало искры.
Нужно было скорей уносить отсюда ноги, а Маса всё смотрел, как красиво умирает Тансин. Огненная смерть в обрамлении сверкающих клинков – разве может быть что-нибудь прекрасней?
Господин тянул Мидори-сан в чащу, показывал в сторону расщелины – должно быть, к подъемнику.
Пришлось объяснить дочери человека-птицы, что через подземный ход уйти не получится. Монах наверняка оставил на дне расщелины часовых – те не дадут спуститься, застрелят.
– Лучше отсидеться здесь, в лесу, – закончил Маса. Но Мидори-сан с ним не согласилась:
– Нет. «Черные куртки» упустили отца и теперь во что бы то ни стало должны найти твоего господина. Без его головы они не посмеют явиться к Дону. Закончат искать в доме – снова станут прочесывать лес.
– Что же делать?
Госпожа хотела ответить, но тут в важный разговор не ко времени встрял господин.
Утянул Масу в сторону, сказал на своем ломаном японском:
– Мидори-сан уводить. Ты. Поручать. Я здесь.
Еще чего! Маса и слушать не стал. Буркнул:
– Как это я ее уведу? Я не Тамба, по небу летать не умею.
Для наглядности помахал руками, как крыльями, но господин, конечно, не понял. Разве ему, безъязыкому, что-нибудь втолкуешь?
«Черные куртки» сгрудились у тела Тансина, шумели, о чем-то спорили. Многие из них убиты, в том числе и командир, но осталось еще больше. Тридцать человек? Сорок?
С устным счетом у Масы всегда было хорошо, и он принялся считать.
У господина в маленьком револьвере семь пуль. Он, Маса, может убить троих. Если повезет – четверых. Мидори-сан – ниндзя, она, наверное, уложит десятерых.
Сколько это получается?
Досчитать помешала Мидори-сан.
– Ждите здесь, – сказала она. – Отец за вами вернется.
– Разве вы, госпожа, уходите?
Не ответила – повернулась к господину.
Он тоже что-то спросил напряженным, срывающимся голосом.
Она и ему не ответила. Во всяком случае, словами.
Погладила его по щеке, потом по шее. Нашла время для нежностей! Все-таки баба есть баба, даже если ниндзя.
Рука Мидори-сан скользнула господину на затылок, белые пальцы вдруг плотно сжались – круглые гайдзинские глаза от изумления сделались еще круглей. Господин осел на землю, привалился спиной к стволу.
Убила! Проклятая ведьма его убила!
Зарычав, Маса нанес предательнице смертельный удар кубиори, который должен был разорвать ее подлое горло, но сильная рука перехватила его запястье.
– Он жив, – быстро сказала женщина-синоби. – Просто не может двигаться.
– Зачем?! – просипел Маса, морщась от боли. Ну и хватка!
– Он не позволил бы мне сделать то, что нужно.
– А что нужно?
Она выпустила его, поняв, что будет выслушана.
– Войти в дом. Спуститься в подвал. Там в тайнике бочонок черного пороха. Заряд рассчитан так, чтобы дом сложился внутрь, раздавив всех, кто в нем находится.
Маса на миг задумался.
– Но как вы попадете в дом?
– Через час силы к нему вернутся, – сказала Мидори-сан вместо ответа. – Будь с ним.
Потом наклонилась к господину, прошептала ему что-то по-гайдзински.
И всё – вышла на поляну, легкой походкой направилась к дому.
Ее заметили не сразу, а когда увидели фигуру в черном, облегающем наряде ниндзя, всполошились.
Мидори-сан подняла пустые руки, крикнула:
– Господин Цурумаки меня знает! Я – дочь Тамбы! Я покажу вам его тайник!
«Черные куртки» столпились вокруг нее, стали обыскивать. Потом вся толпа двинулась к крыльцу, скрылась в доме. Снаружи не осталось ни души.
Тут каких-нибудь тридцать шагов, вдруг дошло до Масы. Если будет взрыв, засыплет обломками. Нужно оттащить господина подальше.
Обхватил неподвижное тело, поволок по земле.
Но унес недалеко, всего на несколько шагов. Потом земля дрогнула, заложило уши.
Маса обернулся.
Дом Момоти Тамбы обрушился аккуратно, будто встал на колени: сначала подломились стены, потом, колыхнувшись, грохнулась крыша, раскололась пополам, во все стороны полетела пыль. Сделалось совсем светло, лицо обдало волной горячего воздуха.
Вассал наклонился, чтобы прикрыть телом господина, и увидел, как из широко раскрытых голубых глаз текут слезы.
Женщина обманула. Господин не пришел в себя ни через час, ни через два.
Маса несколько раз ходил смотреть на груду обломков. Раскопал руку в черном рукаве, ногу в черной штанине, еще стриженную голову без нижней челюсти. Живых не обнаружил ни одного.
Несколько раз возвращался, теребил господина, чтоб очнулся. Тот не то чтобы был без сознания, но лежал неподвижно, смотрел в небо. Сначала по лицу всё текли слезы, потом перестали.
А незадолго до рассвета появился Тамба – просто пришел через лес, со стороны расщелины, как ни в чем не бывало.
Сказал, что был на той стороне, убил часовых. Их оказалось всего шестеро.
– А почему вы не прилетели по небу, сэнсэй? – спросил Маса.
– Я не птица, чтобы летать по небу. С обрыва я спустился на матерчатых крыльях, этому можно научиться, – объяснил хитрый старик, но Маса ему, конечно, не поверил.
– Что здесь случилось? – спросил сэнсэй, глядя на лежащего господина и на руины дома. – Где моя дочь?
Маса рассказал ему, что случилось и где его дочь.
Дзёнин насупил седые брови, но, конечно, плакать не стал – он же ниндзя.
Долго молчал, потом обронил:
– Я сам достану ее.
Тоже помолчав – столько, сколько предписывала деликатность по отношению к родительским чувствам, – Маса выразил беспокойство по поводу странного состояния господина. Осторожно поинтересовался, не могла ли Мидори-сан перестараться и не останется ли теперь господин парализованным навсегда.
– Он может двигаться, – ответил Тамба, еще раз посмотрев на лежащего. – Просто не хочет. Пускай побудет так. Не трогай его. Я пойду разгребать обломки. А ты наруби дров и сложи погребальный костер. Большой.
