Разбить? Нельзя, сбежится весь дом...
На пальце у титулярного советника лукавым блеском сверкнул алмаз – прощальный подарок виновницы опоздания на калькуттский пароход.
Находись Эраст Петрович в обыкновенном, уравновешенном состоянии духа, он, безусловно, устыдился бы самой мысли – как можно подарком одной женщины пробивать дорогу к другой! Но охваченный лихорадкой мозг шепнул лишь: алмаз режет стекло. А совести молодой человек пообещал, что снимет перстень и никогда в жизни больше не наденет.
Как режут алмазом, Фандорину известно не было. Он взял кольцо покрепче и решительно провел черту. Раздался противный скрип, на стекле появилась царапина.
Титулярный советник упрямо поджал губы, приготовился налечь посильнее.
Нажал что было силы – и створка вдруг подалась.
В первый миг Эраст Петрович вообразил, что это результат его усилий, но в открывшемся темном прямоугольнике стояла О-Юми, Она смотрела на вице-консула смеющимися глазами, в которых отражались две крошечные луны.
– Ты преодолел все преграды и заслужил маленькую помощь, – прошептала она. – Только, ради Бога, не свались. Теперь это было бы глупо. – И совершенно неромантическим, но чрезвычайно практичным образом взяла его за воротник.
– Я пришел сказать, что тоже думал о тебе эти два дня, – сказал Фандорин.
В дурацком английском языке нет интимного местоимения второго лица, всё you да you, но он решил, что с этого мгновения они переходят на «ты».
– Только за этим? – с улыбкой спросила она, придерживая его за плечи.
– Да.
– Хорошо. Я тебе верю. Можешь возвращаться.
Возвращаться Эрасту Петровичу не хотелось. Он подумал и сказал:
– Пусти меня.
О-Юми оглянулась назад. Шепнула:
– На одну минуту. Не больше.
Спорить Фандорин не стал.
Перелез через подоконник (уже в который раз за эту ночь). Протянул к ней руки, но О-Юми отодвинулась.
– Ну уж нет. Иначе минутой не обойдется.
Вице-консул спрятал руки за спину, но объявил:
– Я хочу забрать тебя с собой!
Она покачала головой. Улыбка погасла.
– Почему? Ты его любишь? – дрогнувшим голосом спросил он.
– Уже нет.
– Тогда п-почему?
И снова она оглянулась – кажется, на дверь. Впрочем, Эраст Петрович ни разу не поглядел вокруг, даже не рассмотрел толком, что эта за комната – будуар ли, гардеробная. Оторвать взгляд от лица О-Юми хотя бы на секунду казалось ему кощунственным.
– Уходи скорей. Пожалуйста, – нервно сказала она. – Если он увидит тебя здесь – убьет.
Фандорин беспечно дернул плечом:
– Не убьет. Европейцы так не делают. Он вызовет меня на д-дуэль.
Тогда она стала подталкивать его кулачками к окну.
– Не вызовет. Ты не знаешь этого человека. Он обязательно убьет тебя. Не сегодня, так завтра или послезавтра. И не своими руками.
– Пускай, – не слушая, пробормотал Фандорин и попытался притянуть ее к себе. – Я его не боюсь.
– ...Но еще раньше он убьет меня. Ему будет легко это сделать – как мотылька прихлопнуть. Уходи. Я приду к тебе. Как только смогу...
Но он не выпустил ее из рук. Коснулся губами маленького рта, весь затрепетал и опомнился, лишь когда она шепнула:
– Ты хочешь моей смерти?
Он отшатнулся. Скрипнув зубами, вскочил на подоконник. Наверное, с той же легкостью прыгнул бы и вниз, но О-Юми вдруг воскликнула:
– Нет, постой! – И протянула руки.
Они ринулись друг к другу стремительно и неотвратимо, будто два встречных поезда, по роковой случайности оказавшиеся на одной колее. Дальше – известно что: сокрушительный удар, столб дыма и пламени, всё летит кувырком, и один Бог знает, кто погибнет, а кто останется жив в этой вакханалии огня.
Любовники впились друг в друга. Пальцы не столько ласкали, сколько рвали, рты не столько целовали, сколько кусали.
Упали на пол, и на сей раз не было никакой небесной музыки, никакого искусства – только рычание, треск разрываемой одежды, вкус крови на губах.
Вдруг маленькая, но сильная рука уперлась Фандорину в грудь, оттолкнула.
Шепот в самое ухо:
– Беги!
Он поднял голову, затуманенными глазами взглянул на дверь. Услышал шаги, рассеянное насвистывание. Кто-то приближался, двигаясь снизу вверх – должно быть, по лестнице.
– Нет! – простонал Эраст Петрович. – Пускай! Все равно...!
Но ее уже не было рядом с ним – она стояла, быстро приводя в порядок растерзанный пеньюар.
Сказала:
– Ты погубишь меня!
Он перевалился через подоконник, совершенно не заботясь о том, как упадет – боком, спиной или даже вверх тормашками, однако – поразительная вещь – приземлился еще удачнее, чем давеча, в «Гранд- отеле» – и нисколько не ушибся.
Следом из окна вылетели сюртук и левый штиблет титулярный советник и не заметил, когда его лишился.
Кое-как застегнулся, заправил рубашку, а сам прислушивался: что теперь произойдет наверху?
Но раздался стук захлопнутого окна, и больше никаких звуков не было.
Обогнув дом, Эраст Петрович хотел пересечь лужайку в обратном направлении – там, за открытой калиткой, ждал Маса. Сделал шагов десять и замер: с улицы во двор влетели три продолговатые, приземистые тени.
Мастифы!
То ли успели справить свое мужское дело, то ли, как злополучный вице-консул, ретировались не солоно хлебавши, но так или иначе псы вернулись и отрезали единственный путь к отступлению.
Развернувшись, Фандорин бросился назад, в сад. Несся, не разбирая дороги, по лицу хлестали ветки.
Чертовы псы бежали много быстрее, их сопение было всё ближе, ближе.
Сад кончился, впереди была ограда из железных копий. Высокая, не вскарабкаться. И ухватиться не за что.
Эраст Петрович обернулся, сунул руку в заспинную кобуру, чтобы достать «герсталь», но стрелять было нельзя – это переполошит весь дом.
Первый мастиф зарычал, готовясь к прыжку.
«RUSSIAN VICE-CONSUL TORN TO PIECES»[24], мелькнуло в голове у гибнущего Фандорина. Он прикрыл руками горло и лицо, инстинктивно вжался спиной в ограду. Вдруг раздался странный металлический звон, решетка подалась, и титулярный советник опрокинулся
