состоянии: мало того, что побывала в жестокой аварии, так её ещё и мародёры при полном попустительстве местных сторожей успели изрядно обглодать. Одного ворюгу я даже застал с поличным. Хмурый дядька с пропитой рожей деловито упаковывал в пакет один из задних фонарей.
— Стоять-бояться! — зычно проорал я.
— Пшёл на, — огрызнулся дядька.
Вообще-то мага посылать опасно. Может обидеться. А обидится — умоешься, и сам пойдёшь по названному адресу. И будешь бродить по белу свету до скончания времён. Один такой смельчак уже вон ходит туда-сюда, пугая бабочек оранжевой окраски. Имеется виду обнесённый могильным покоем бедняга Агасфер. Он же — Бутадеус. Он же — Картафил. Он же… Короче говоря, тот парень, что широким массам трудящихся известен под кликухой «Вечный Жид».
Но нет, я не обиделся. На опустившихся болванов обижаться — себя не уважать. Сдержался. Но припугнуть слегонца не преминул.
— На кой тебе, дядя, разбитая-то? — спросил для завязки.
— Где на разбитая на, — озадачился дурилка картонный и, быстро вытащив фару из пакета, стал вертеть её в поисках трещины.
— А вот на где на!
Я щёлкнул пальцами, фара тут же с громким хлопком взорвалась и осыпалась на гравий стеклянным мусором.
Примитивная магия в таких делах наиболее эффектна. Дядька испуганно ойкнул, выронил ножовку по металлу, которую удерживал под мышкой, и заметался, словно филин, попавший в луч прожектора. Потом ещё раз ойкнул и рванул, смешно задирая ноги, к похожей на дот сторожке.
В детстве меня такие чудеса на грани эстрадных фокусов радовали, сейчас — нет.
Сейчас вообще мало что радует.
Отпугнув деклассированного барыгу, я занялся осмотром разбитой машины.
Обошёл вокруг, потом ещё раз, уже в обратную сторону, но ни остаточных признаков использования магической энергии, ни следов Запредельного не почувствовал. Всё походило на результат рядовой аварии.
Передок с правой, водительской, стороны у этой ещё совсем новой (явно с незначительным пробегом по России) «тойоты» отсутствовал как таковой: сплющило от удара так, будто не из металла был сделан, а из пластилина. Часть движка утянуло под днище. Крыло в хлам. Правая дверка вырвана с корнем — видать, спасатели постарались, когда вытаскивали зажатое тело. Рулевое сбито на бок. Приборная панель треснула и пошла волной. Лобовое стекло вдавлено, висит на соплях, всё в паутине трещин, только напротив водительского кресла — дырища с кулак. И по всему салону бурые пятна масла и крови.
«Снаряд, что ли, влетел? — озадачился я, глядя на дыру в стекле. — Или брошенный кем-то камень?»
Конечно, не снаряд. Глупость. Был бы снаряд, не было бы машины. А неразорвавшийся нашли бы гаишники, когда место происшествия осматривали. А когда бы нашли, тот бы ещё хай подняли — не каждый день у нас из гранатомётов шмаляют. Нет, не снаряд. Скорее всего, камень или какая-нибудь железяка. Вот на что могли и не обратить внимания.
Я пошарил по салону, но ничего похожего на предмет, который мог бы оставить дыру в лобовом стекле, не нашёл.
«Может, веткой пробило?» — предположил я, но что-то в такой версии мне не понравилось. Возможно простота. Поэтому заставил себя ещё раз заглянул во все щели. И опять ничего криминального не обнаружил. Но предпринятые мною поиски оказались не такими уж и бесполезными — на кресле пассажира я нашёл монету. Советскую монету номиналом в две копейки.
Сказать, что меня эта находка удивила, — ничего не сказать.
— Что за ересь! — ахнул я.
Ещё бы тут не ахнуть. Одна монета возле трупа — это одна монета возле трупа. По монете возле каждого трупов — это не две монеты возле трупов, это закономерность. Тут уже монета не просто монета, а нечто большее. Это уже не фигли-мигли, это уже — при известных обстоятельствах — некий знак. Определённо — знак.
И сразу заскакали в моей голове вопросы: «Что этот знак означает? Зачем его оставляют? Кто? Для кого?»
Представить, что некий дух-мститель из Запредельного оставляет подобные весточки, я был не в состоянии. Чего это ради древнему духу разбрасываться какими-то там монетами? И откуда у него могли, вообще, взяться? Где он и где те монеты. А вот люди такую дрянь то и дело находят в свиньях-копилках да в дырах карманов. И ещё под холодильниками. Это когда вылавливают веником заползающих туда черепах. Сплошь и рядом. А раз так, значит, дух здесь не причём. Значит, это какие-то местные, посюсторонние, разборки. И выходит, обе эти смерти (и Павла Тарасова, и Алексея Пущина) это тщательно спланированные и чётко реализованные убийства. Людей людьми. Странные, конечно, убийства, но тут возможны всякие версии, в том числе и самые, на первый взгляд, немыслимые. Например, такая, что в Городе действует тайная секта, сумасшедшие адепты которой молятся на две копейки и приносят в жертву людей вот так вот изощрённо. Или существует клуб самоубийц, члены которого оценивают свою жизнь в столь смешную сумму. Действительно, в смешную — когда-то на Руси монету в две копейки обозначали словом «грош». А быть может, орудует в городе серийный убийца, для которого монета с таким номиналом — часть мрачного имиджа.
Всякое возможно.
Люди Пределов и без содействия Запредельного способны на любой беспредел. Демоны нервно курят в коридоре.
«Или всё же дух шалит, а копейки ветром надуло? — всё же сомневался я. — Может, совпадение? Немыслимое, но совпадение?»
Тут я осознал, что в очередной раз попал в ситуацию, которую называю «Развилкой Честертона».
Как известно, в каждой из новелл саги о патере Брауне автор сначала предлагает читателям тайну, затем дает ей объяснение потустороннего свойства, а в конце заменяет их объяснениями вполне обыденными. Всегда. Это естественно, поскольку такова уж природа человеческая. Человек мечтает заглянуть в Запредельное, но рациональным своим умом решительно отвергает сам факт его существования. Но я не человек, я дракон, и мне доподлинно известно: Запредельное существует и зачастую причины на первый взгляд посюсторонних явлений находятся именно там.
Зачастую, но не всегда.
Определиться, с запредельным в данном конкретном случае столкнулся или нет, всегда сложно. Даже когда фактов полно. А я находился лишь на начальном этапе расследования, поэтому с фактами у меня было не густо.
В пользу потусторонней версии событий говорили акт осквернения могилы и древний амулет, против — отсутствие энергетических следов запредельного (во всяком случае, я их пока не видел) и эти — состоящие из грубой, бездуховной материи — двухкопеечные монеты.
Немногочисленные аргументы «про» и «контра» уравновешивали друг друга. Я нуждался в дополнительных. Остро нуждался. Поэтому, отвергнув замечательный совет Теодора Рузвельта: «Делай, что можешь, с тем, что у тебя есть, и там, где ты находишься», немедленно отправился за новыми фактами на одиннадцатый километр Озёрного тракта.
По дороге меня не оставляла мысль о монетах, уж больно они меня изумили. Копейки эти. Копеечки.
Припомнилось вдруг, что слово «копейка» этимологией восходит к копью Охотника На Драконов по имени Егорий Смельчак. Этого безжалостного к нашей расе парня издревле на Руси почитают за святого: и на монеты его, и на гербы, и в святцы, и храмы в его честь возводят и даже орден боевой его имени учредили. А как не учредить, если вызывает уважение? Есть среди людей посвящённые, знают они, что не так уж и много было за всю историю человечества удачливых драконоборцев.
Охотников во все времена было пруд пруди, а вот тех, кто сумел завязать хвост дракона в узел — раз-два и обчёлся. Гильгамеша, Беллерофонт, Персей, Ясон, Сигурд, Кересаспа, Жевзик Дратевка, Егорий-