Нажать на пипку не успел: только потянулся, а дверь уже распахнулась — Ашгарр почувствовал, что я подхожу, и открыл, не дожидаясь звонка.
13
Ничего удивительного в том, что Ашгарр меня почувствовал, не было. Он — одна из трёх ипостасей (на дарсе — нагон) дракона по имени Вуанг-Ашгарр-Хонгль. И я ипостась этого дракона — та, которая зовётся Хонгль. А внутренняя связь между ипостасями одного и того же дракона — это не хухры-мухры. Это невидимая, но крепчайшая пуповина, которой мы соединены друг с другом навеки. И ещё с третьим — с нагоном по имени Вуанг.
Глядя на нас со стороны, можно подумать, что мы близнецы. Но мы больше чем братья. Мы нагоны. Мы части одного и того же дракона. Дракон думает о себе: «Я — это они». Каждый из нас думает о драконе: «Я — это он». И думает о двух других нагонах: «Они это я, а я — это они».
Нет сомнения, что у дракона больше, чем три «я», имя им на самом деле легион, но сила и самосознание остальных исчезающе малы и при трансформации распределяются между основными. Вот почему мы шагаем по дорогам человеческого мира втроём: Вуанг, Ашгарр и я — Хонгль. Сквозь бури и штили: воин, бард и маг.
Расскажи непосвящённым, не поверят.
Но это так.
Когда-то мы, драконы, были самыми нормальными существами — цельными и неделимыми, но эволюция взяла то, что посчитала своим. Эволюция — это лом, а против лома нет приёма. Никому ещё не удавалось обойти закон: «Выживает только тот, кто способен приспособиться». И нам не удалось.
Чтобы выжить в мире, заточенным Создателем под людей, нам пришлось здорово измениться. Кардинально. До неузнаваемости. Ускорили процесс, между прочим, сами люди. Точнее сказать, храбрейшие и самые непримиримые их них — Охотники. И без того нас было в сотни тысяч раз меньше, чем людей, так ещё и драконоборцы подвязались истреблять нас с энтузиазмом, достойным лучшего применения. Численность нашего гордого крылатого племени с каждым годом неумолимо сокращалась, и рано или поздно мы сгинули бы совсем. Всё шло к тому. И стряслось бы, когда бы ни сработал закон компенсации. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: из-за того, что крупицы магической Сила, которой обладали погибшие драконы, никуда не исчезали, а равномерно распределялись между оставшимися, однажды наступил такой день, когда каждый представитель драконьего народа стал обладать Силой полноценного мага.
Кто первым из нас научился обращаться в людей, скрыто во мраке веков. Но научился. И научил других. Впрочем, не так уж это и трудно: желание, сосредоточенность, три несложных заклинания плюс надёжное место, где можно спрятать сердце — вот и всё, собственно, что нужно для успешного изменения внешнего облика. Единственная проблема — одно человеческое тело не в состоянии вместить тело целого дракона, а мозг — три его базовых «я». Поэтому-то каждый из ныне живущих на свете драконов существует в трёх ипостасях. В трёх человеческих телах.
Нельзя сказать, что нам это слишком нравится, но мы привыкли. Однако не смирились. Вот почему четыре раза в год — в Ночь Полёта, в Ночь Любви и в Ночи Знаний — нагоны вновь сливаются в единое существо, прекраснейшее из всех разумных. В Ночь Полёта — чтобы обнулить Список и зарядиться магической Силой. В Ночи Знаний — чтобы прочесть Книгу и ничего из неё не запомнить. В Ночь Любви — чтобы делать новых драконов и продолжать древний крылатый род.
Порой я думаю, как было бы чудесно, если бы наша праматерь Лилит прожила бы вместе с отцом нашим Адамом всю жизнь и умерла бы с ним в один и тот же день. Он — на рассвете, она — на закате. Тогда бы мир вокруг был бы миром драконов. Полагаю, это был бы прекрасный и гармоничный мир. Мир, наполненный добром и справедливостью. Потому что не было бы в этом волшебном мире никаких людей.
Но случилось то, что случилось.
А случилась, как известно, дева по имени Ева. Людям на радость, нам на погибель. С её приходом закончилась эпоха драконов, началась эпоха людей. Люди стали плодиться как кролики и, в соответствии с Замыслом, заняли лучшие земли. Драконы же стали изгоями и попрятались во тьму холодных и сырых пещер.
Впрочем, прозябание в пещерах — это уже в далёком прошлом. С некоторых пор мы при делах, и при делах серьёзных. А всё благодаря Вещи Без Названия.
Я не знаю, что это такое, знаю только, что это архи-артефакт или артефакт, созданный другими артефактами. Именно артефактами, а не магами. Пришло из ниоткуда. Возникло из ничего. Состоялось само по себе. А по свойствам — то ли абсолютное оружие, то ли абсолютная защита, то ли то и другое вместе. В общем, нечто могучее-премогучее. Говорят, что всякий, кто заполучит эту безымянную Вещь в личное и безраздельное пользование, в ту же секунду станет властелином мира. Ни много, ни мало — властителем. Ни больше, ни меньше — мира.
Когда входящие в Большой Совет белые и чёрные маги осознали мрачность наползающих перспектив, когда прониклись они тяжестью проблем, связанных с появлением Вещи, тогда в тайне от рядовых чародеев разделили они этот архи-артифакт на двести пятьдесят шесть частей и спрятали каждую в тайном месте. После чего заключили бессрочное Соглашение с драконами. Теперь мы, драконы, охраняем тайники, разбросанные по всему миру. Не потому, что люди-маги друг другу не доверяют. А потому что они не доверяют друг другу со страшной силой.
Я, дракон Вуанг-Ашгарр-Хонгль, — Страж. Я — один из хранителей Вещи Без Названия. Не целой Вещи, разумеется, а только одной из двести пятьдесят шести её частей, что хранится со времён Раздела в городе, который называется Город. Когда-то этот фрагмент охранял достопочтенный Вахм-Пишрр-Экъхольг. После того, как он сгинул (не сам по себе, конечно, а от копья Охотника), мой наставник — вирм Акхт- Зуянц-Гожд направил меня на освободившиеся место. Древний берилловый дракон сказал: «Иди, сынок, ты сможешь». И я пошёл.
Хотя мог бы и отказаться.
Запросто.
У нас, драконов, нет строгой иерархии и режима подвластности. Есть потерявшие крылья древние Мудрецы (мы называем их вирмами), есть выработанные ими Правила и есть Братство, узами которого мы все повязаны. А начальников нет. Хотя мы и верим, что над всеми нами стоит Высший Неизвестный, но, скорее всего, он продукт коллективного мифотворчества: на него ссылаются, его приводят в пример, его цитируют, но никто и никогда его лично не видел и не слышал. И я так думаю, что не увидит и не услышит. Никто и никогда.
Вместо строгой властной вертикали у нас существует система добровольного принятия долга. Принять на себя долг и нести его во имя Драконьего Братства — это очень почётно. Поэтому, конечно же, не отказался я от предложения Акхта-Зуянца-Гожда, счёл за честь и отправился к чёрту на кулички — в Город.
— Как наше ничего? — спросил Ашгарр, заперев стальную дверь на засов.
— А то ты не знаешь, — хмыкнул я.
— Особо не вдавался, — признался Ашгарр, — но, судя по всему, денёк выдался нелёгким. Я прав?
— «Нелёгким» — не то слово. — Я скинул пиджак, стянул кобуру и повесил её на крюк. — Из дома выходил?
Ашгарр мотнул головой:
— Нет. Только на балкон. Сразу после дождя.
— Пялился на небо, мечтая о девственницах и сеновалах?
— Было дело. Потянуло ввысь. Почувствовал?
