— Ещё бы. Ты этого так мощно захотел, что я чуть на разбег не пошёл.
— Это точно, — признался Ашгарр, — пробило на «хочу».
— До Ночи Полёта больше не высовывайся, — предупредил я.
— Охотник в Городе?
— Иес ит из. С утра ещё почуял, но не стал тебя будить.
— Мог бы, между прочим, и записку оставить.
— Пардон, тормознул.
— А где Шляпа Птицелова?
— У Альбины забыл.
— У Альбины? — Ашгарр недовольно поморщился. — Зря ты, Хонгль, с ней опять связался.
— А я и не развязывался.
Он хотел ещё что-то по этому поводу сказать, но я опередил его:
— Во-первых, так было надо. А во-вторых, — не твоё дело.
— А чьё?
— Моё.
— А разве ты — это не я?
Когда сам с собой спорит человек, это выглядит, по меньшей мере, странно. Тянет на шизофрению. Когда сам с собой спорит дракон, так не скажешь. Со стороны это похоже на беседу братьев- близнецов.
Мы с Ашгарром на самом деле очень похожи. И лицом и телосложением. Только он более худ и бледен. Да ещё волосы у него не распущены, как у меня, патлами, а собраны в аккуратный хвост.
Что касается Вуанга, то лицом он от нас мало отличается, но при всей схожести оно у него напоминает маску — уж больно скуп наш Воин на мимику. И череп он бреет наголо. А ещё у него, в отличие от нас с Ашгарром, тело атлета. Впрочем, это как раз понятно: осуществляя непосредственную охрану сакрального объекта, он безвылазно торчит в бункере и только тем и занимается, что медитирует, машет мечами и качает мышцы на своих мудреных тренажёрах. Воин он и есть воин. Ему так положено.
Так и живём: Вуанг тянет лямку там, в подземелье Тайника, а мы с Ашгарром — тут, на поверхности. Поверхность — это наша с ним зона ответственности. Мы осуществляем общий мониторинг ситуации в Городе, контроль подступов к вверенному объекту, общее прикрытие и (при необходимости) усиление.
Помимо того, я в поте лица зарабатываю средства на жизнь, а Ашгарр ведёт хозяйство. Спускаемся мы с ним в бункер редко, только тогда, когда нужно пополнить провиант. А ещё тогда, когда Вуанг вспоминает, что в мире помимо службы есть ещё и солнце, и требует для себя выходной. В такие дни кто-то из нас двоих подменяет воина, а второй бродит с ним по городу. Одного его отпускать нельзя — чуть что, сразу лезет в драку, а в драке он страшен, себя не помнит.
А всё оттого, что Вуанг относится к людям с подозрением. Он изначально считает всякого человека дурным и только потом, по ходу дела, разбирается, достоин ли этот человек уважения.
Ашгарр, напротив, будучи романтиком, относится к людям благожелательно. Мне иногда кажется, что он считает людей драконами, позабывшими, что они драконы. Всякого нового человека он склонен считать априори хорошим, и авансом наделяет благородными качествами. Оттого-то так часто и разочаровывается.
Ну а я, нагон Хонгль, отношусь к людям так, как сами люди относятся к душевнобольным, — со смесью сочувствия, снисхождения и настороженности. Присматриваясь к новому человеку, я стараюсь понять, кто передо мной — безобидный божий одуванчик, просто слабонервный или буйно помешанный. С бешенными и клиническими идиотами не вожусь, а с остальными веду себя ровно: к их недостаткам подхожу с пониманием, а к достоинствам — с уважением. Относись я по-другому, не смог бы с ними ужиться. А если бы не смог ужиться, не смог бы с ними работать. А если бы не смог работать, тогда бы дракон Вуанг- Ашгарр-Хонгль сдох бы с голоду. Просто-напросто сдох. Натуральным образом.
И это не шутка, это суровая реальность.
Дело в том, что за охрану Вещи Без Названия нам не платят, поэтому хочешь, не хочешь, а работать нужно, причём не только за себя, но ещё за двоих. Такие вот пироги с курагой.
То, что мы не берём с Большого Совета ни копейки, вовсе не означает того, что служим задарма. Просто мы выторговали нечто большее, чем деньги, и это «нечто большее» называется красивым словом «независимость». Это факт: возложив на себя исполнения долга по охране Вещи, драконы раз и навсегда вывели себя из-под компетенции Советов. И Чёрного — Великого круга пятиконечного трона. И Белого — Большого собрания несущих Дар во благо. И Великого — Предельного съезда сыновей седьмого сына. Ни один из этих Советов нам больше не указ. С той самой секунды как наблюдатель от драконов Хмонг- Зойкуц-Эрль, пресветлый примиритель Ойкм и претёмный усмиритель Жан Калишер одновременно произнесли «Да будет так», драконы (не только Стражи — все) стали абсолютно свободными в плане реализации своих магических талантов.
Вообще-то, положа руку на сердце, мы и раньше не особо подчинялись Советам, точнее сказать, совсем не подчинялись, но постоянно ощущали с их стороны жёсткий прессинг. Нам то и дело говорили: «Да, господа, любезные, вы не люди, вы драконы, но вы маги, причём поголовно, так что будьте любезны». И предъявляли разумные аргументы, почему должно поступать так, а не иначе. Мы же в ответ упрямо заявляли: «Да мы маги, но мы не люди, так что отвалите от нас со своим общим аршином». И, не желая быть ручными, жили по своим правилам, без какой либо оглядки на мнение регуляторов колдовского мира.
Ни к чему хорошему такое положение дел не приводило. Излишняя подозрительность со стороны магов-людей выливалась в постоянные инсинуации. Когда по частной инициативе, когда реализуя решения своих собраний, но они постоянно чинили нам всяческие козни. Ну и за нами, конечно, не ржавело. И тянулось вся эта бодяга веками. Но теперь-то — слава, Силе! — все вопросы на этот счёт сняты. В этом и заключается наш гешефт, бакшиш и форшмак.
Пока я принимал душ, Ашгарр зажарил десяток яиц на сале и по-мужски крупными ломтями порубил в салат огурцы-помидоры.
— Водки дай, — попросил я, когда он выставил сковороду на стол. — Или, знаешь, лучше горилки. Она под шкварки лучше ляжет.
— Сегодня, между прочим, и часа не проходило, чтобы ты не поддал, — выразил мне своё фи Ашгарр.
— Ты что мне мама? — возмутился я.
Он напомнил:
— Я тебе не мама. Я тебе ты. А ты мне я.
— И что с того?
— Да ничего, просто в Ночь Полёта у нас одна печень на всех.
— Не ной, я почищусь маслом росторопши.
Ашгарр ехидно хмыкнул, но бутылку из бара всё-таки вытащил. Почему-то — рома.
— Отчего так затейливо? — удивился я. — Не слишком ли эклектично — ром и жаренное сало?
— Я говорю тебе: Сибирь и этот иней где-то инде, — выставив бутылку на стол, начал он.
— Вот ром ямайский, как имбирь, как лихорадка жёлтых Индий, — закончил я строфу.
После чего налил и выпил.
— Ты, Хонгль, натуральный алкоголик, — глядя на меня, поморщился Ашгарр.
— Это на меня так наш Город действует, — неожиданно придумал я для себя свежее оправдание.
— Причём тут город?
— Как это причём? Есть города, в которых пить не тянет, а есть такие, где нельзя не пить.
— Ой ли, — не поверил Ашгарр.
— Точно говорю, — проглотив прожёванное, сказал я. — Привести пример?
— Давай.
— Балабанова режиссёра знаешь?
— Ну.
— После второго «Брата» затеял снять боевик с рабочим названием «Американец». Это про
