И угадал.
— Нет, — ответил Михей и даже не смутился.
Слов не было, оставалось только головой покачать: оказывается, даже для личной безопасности Процентщику Силы жалко.
«Это уже шиза какая-то, — мысленно поставил я ему диагноз. — Тут хороший доктор нужен. Лучше — профессор. А ещё лучше — академик Академии медицинский наук».
В лавке пахло по-особенному, именно так пахнет сгустившееся время — сандалом, пылью и прелой стружкой. Михей повёл меня через зал прямо в кабинет, но я задержался у стенда с банковскими кредитными билетами. Сразу (наверное, потому что желтоватая) кинулась в глаза «сотка» 1989 года с Екатериной Второй в овале. Улыбка императрицы и самодержицы всероссийской ничем не уступала улыбке Джоконды. Была такой же милой и загадочной. Я засмотрелся.
— Ты идёшь? — поторопил меня Михей и, не дожидаясь ответа, вышел из зала через служебную дверь.
— Иду-иду, — крикнул я и, неловко развернувшись, задел локтём стоящую на постаменте огромную китайскую вазу.
Ваза, в росписи которой присутствовала пара священных драконов, покачнулась и стала падать. Я едва-едва успел принять её горло на подъём ноги.
Бережно водрузив фарфоровую реликвию на место, с облегчением подумал: «Пронесло. И Михей бы не простил, и сам себя три года ел бы страшным поедом».
И то.
Быть может, именно эту самую вазу преподнёс Конфуций архивариусу Лао-цзы при личной встрече. Говорят, была такая встреча. А ещё говорят, что перед тем, как попрощаться, Конфуций сказал: «Птицы летают, рыбы плавают, животные бегают. Бегущее животное можно заманить в западню, плавающее — в сеть, а летящее — настигнуть стрелой. Но как быть с драконом?» По легенде Лао-цзы ответил таким образом, что Конфуций долго не мог придти в себя и потом ещё два года шептал по ночам на ухо наложнице: «Я видел Лао-цзы, я видел дракона».
Когда я вошёл в логово отчаянного скупердяя, мне было сразу указано на метровый мраморный пьедестал, имитирующий формой дорическую колонну. На нём всеми цветами радуги сверкал хрустальный колпак с набалдашником.
— Тут, что ли, чаша стояла? — спросил я, подошёл и приподнял прозрачную крышку.
— Да, там, — подтвердил ростовщик и тяжело вздохнул. — Стояла. Теперь не стоит
— А чего, раз так дорога, сейф для неё не завёл?
— Не видел смысла.
— А теперь видишь?
— И теперь не вижу. Тут маг поработал, а маг и из сейфа бы…
Я его перебил:
— Да с чего ты взял, что это дело рук мага?
— Разве это не очевидно? — удивился моей бестолковости Михей. — Сам посуди: жалюзи не тронуты, все замки и двери в порядке, в полу, потолке, стенах пробоин нет, а чаша пропала. Кто мог так всё аккуратно провернуть? Только маг.
Я оглядел кабинет. Он был не таким уж и маленьким (квадратов, наверное, двадцать полезной площади в нём имелось, а то и больше), но казался очень тесным. А всё из-за многочисленных стеллажей и шкафов, полки которых заполнял всяческий магический хлам. Чего там только не было: выводок божков- бродяг из нефрита, фарфоровые фигурки крокоттов, левкрокоттов и прочих мантихор, эмали с рельефными изображениями различных гадов, кубки, клинки, фрагменты рыцарских доспехов и манускрипты разных времён и народов. А помимо того: веера, опахала, алхимические приборы, чьи-то сердца в банках с формалином, глаза в спирту и засушенные лапы птиц. А ещё: затёртые тысячами прикосновений чётки, пентакли, талисманы, подвески, бусы, кольца, серьги и браслеты в ларцах, шкатулках и россыпью. И ещё: рога и копыта, мумии змей, чучела летучих мышей, лакированные хвосты ящериц и ожерелья из волчьих (и не только) клыков. И прочее, прочее, прочее.
Весь этот колдовской брикабрак излучал Силу, много Силы, очень много Силы, поэтому определить, была ли использована вором магия, не представлялось возможным. Разве реально определить, плевал ли кто-то в лужу, если после плевка прошли часы? Вообще-то, наверное, реально, но только на такой химический анализ уйдут века. Овчинка выделки не стоит.
— Больше ничего не пропало? — ещё раз окинув взглядом всё это несметное богатство, спросил я.
— Нет, больше ничего, — ответил Михей. — Я бы почувствовал.
«Не знаю, как ты сам, а вот жаба твоя точно бы почувствовала, стала бы душить», — подумал я, вслух комментировать не стал, пошёл в коридор. Решил посмотреть, что там и как.
Левое крыло освещалась светом, проникающим через открытую дверь из торгового зала, а правое уходило в темноту.
— Где тут свет включается? — обернулся я к Михею, который в это время хлестал минералку.
— Пошарь справа, — оторвавшись от бутылки, ответил он. И снова приложился.
Щёлкнув включателем, я увидел, что справа, от кабинета и дальше, коридор заставлен ящиками разных форм и габаритов. Вначале между ними ещё имелся какой-никакой проход, но чем дальше, тем он становился уже, а метров через шесть и вовсе упирался в полуметровую баррикаду.
Открыв один из ящиков, я увидел банальную стружку.
— Тара, — пояснил вышедший из кабинета Михей.
— Вижу, — кивнул я и решительно направился к завалу.
Минут пять у меня ушло на то, чтобы его разгрести. Но потел я не зря — обнаружил, что коридор не кончается тупиком, что перегорожен двустворчатой решёткой. Куда коридор ведёт после неё, было не видно, через три метра он делал поворот.
— На четвёртые сутки Зоркий Сокол увидел, что в камере нет четвёртой стены, — невесело пробормотал я, подошёл, схватился за чугунные прутья и со всей силы потряс конструкцию. Держалась крепко, даже не шелохнулась. Такую бы в 17-ом вместо ворот Зимнего дворца, глядишь, и переворота не случилось бы.
В грубо приваренных «ушках» висел амбарный замок и — что меня особо умилило — деревянная «гитарка» с пластилиновым оттиском. Подёргав замок, я убедился, что висит не для вида, действительно замкнут.
— А чего ты говорил, что вход один? — повернулся я к запыхтевшему в затылок Михею.
— Ну это… — Он смущённо пожал плечами. — Это же внутрь здания ход. Через бойлерную к центральной лестнице.
— Печать твоя?
— Моя. Там по кругу — «Складские помещения Городского хлебоприёмного предприятия N2».
— Ключ у кого?
— У меня… И ещё на вахте запасной. На случай пожара.
— Ну ты, Михей, даёшь!
— А что? — пожал он плечами после секундного замешательства. — Ты что, думаешь, что вор отсюда зашёл? — И не веря в такую возможность, по-собачьи замотал головой. — Нет-нет, быть того не может. Печать-то цела.
— Дай Силы! — рявкнул я, крепко ухватив его за руку.
Михей такой наглости от нанятого дракона не ожидал, раскрылся, и меня окатила мощная волна.
Не дожидаясь, когда ростовщик придёт в себя, я быстро ткнул указательным пальцем в пластилиновый слепок и энергично воззвал:
