повторили вслед за Машей:
– Клянусь хранить тайну, что бы со мной ни случилось – если же нарушу клятву, пусть... – тут Маша запнулась и обвела глазами подруг. – Пусть у меня начнется угревая сыпь!
Все посмотрели на нее с ужасом, потому что обычный прыщик мог стать причиной недельной депрессии – а тут целая сыпь!
Но они честно поклялись сыпью, Маша выкинула землю в окно, принесла холодного вина и уселась на ковер, скрестив ноги.
– Слушай... – первой спросила Варя. – А как?..
И Маша рассказала – как. Конечно, всем хотелось посмотреть библиотеку, но внутрь Маша никого не пустила – приоткрыла дверь, и все. Несмотря на то что всем было страшно интересно узнать как можно больше подробностей, скоро захотелось спать – слишком много текилы, и девушки разбрелись по постелям. Большинство легло в гостиной, Марина устроилась в кабинете, а Дуня и Маша легли в хозяйскую кровать.
– Курить хочется, а в спальне нежелательно дымить, – лениво протянула Дуня.
– Дорогая! – воскликнула Маша. – У меня ведь есть крыша!
– Ого-го! – восхитилась подруга. – Твоя собственная крыша?
Они выволокли наверх покрывало, на него бросили меховой плед, застелили простыней, раскидали подушки и легли, уставившись в небо.
– У меня ощущение странное, как будто мне все это снится. У меня даже тело невесомое, – призналась Дуня. – Поверить не могу!
– Сейчас я тебе расскажу такое, от чего у тебя волосы дыбом встанут, – предупредила Маша и от полнейшего отчаяния выложила подруге историю с Ксюшей, преступлением, наказанием, жизнь и смертью.
– Мама дорогая... – Дуня приложила руку к сердцу.
– Дунька! Что бы ты на моем месте сделала? – воскликнула Маша.
– Ой... – растерялась Дуня. – Я бы, наверное... Я бы опустила руки и поплыла по течению.
– Гениально! – обрадовалась Маша. – Как это мне в голову не приходило? Ты – настоящий друг!
– Издеваешься? – понурилась Дуня.
– Ничуть! Ты не представляешь, у меня голова трещит от попыток осмыслить всю эту дикую историю, и я настолько отупела, что и не задумывалась – а с какой стати я сама должна выбирать?! Пусть они там заморачиваются! Я же не палач!
– Маша... – Дуня прослезилась. – А если... Если это будешь ты?
– Тогда обещай устроить мне скромные, но приличные похороны. И обещай, что не пригласишь Лену Малахову, с которой я дружила на пятом курсе! Я ее терпеть не могу!
Глава 25
Маша сползла вниз в три часа и обнаружила, что остались Дуня, Ксюша и Марина, которая пыталась объяснить таксисту, где он будет ее ждать, – адрес она не помнила. Марина лежала с ледяным компрессом на голове и говорила сразу в две трубки – по мобильному уверяла Лешу, что со вчерашнего дня он не представляет для нее никакого интереса, а по домашнему сердилась на то, что таксист такой тупой, что не умеет ездить без адреса.
Маша быстро отобрала у нее телефон, все рассказала водителю и попросила побыстрее забрать у них это чудовище – то есть Марину, потому что та стенала, ныла и умоляла принести ей то сок, то бутерброд, то просила сигарету, то запрещала всем курить, потому что ее тошнит от табачного дыма...
Таксист сжалился и приехал через десять минут – Марина, конечно, возмущалась и уверяла, что в ее распоряжении еще полчаса, так как она вызывала машину на четыре, но ее выставили за дверь, а Дуня даже проводила подругу до такси – чтобы убедиться в том, что она уехала.
Маша же схватила трубку и спряталась в ванной.
– Привет! – слишком бодро поздоровалась она.
У Андрея там шумело, и сам он говорил как-то неровно.
– Ты где? – поинтересовалась она и тут же испугалась, так как представила, что он занимается страстным безудержным сексом с тремя пылкими чернокожими богинями.
– В спортзале... – пробормотал он. – Маш, я перезвоню...
– Нет! – завопила она. – Что происходит?
– Я стою на беговой дорожке...
– Андрей, что с нами происходит? – уточнила Маша. – Такое впечатление, будто ты от меня скрываешься...
– Маша, давай встретимся и поговорим, как...
– Хорошо! – рявкнула она. – Где спортзал? Я приеду!
Через полчаса она бросила машину в районе Октябрьской и ворвалась в кафе. Андрей тихо-мирно ел кабачковые оладьи и выглядел так, словно и не собирался встречаться с девушкой ради сомнительного удовольствия – выяснения отношений.
– Итак! – Маша устроилась напротив и сложила руки.
– Хочешь оладий? – предложил он.
– Нет! Пока ты мне не друг, и я не преломлю с тобой хлеб! – заявила она.
Он уставился на нее и расхохотался. Не весело, а так – осторожно, чтобы скрыть истинные чувства.
– Андрей, я не поняла – ты меня избегаешь? – Маша взяла быка за рога.
– Маша... – он вытер рот салфеткой и откинулся на стуле.
– Андрей! – она наклонилась к нему и горячо зашептала: – Только не надо насиловать мне мозг – я взрослая девочка, я все вижу. Что-то не так – и я хочу знать – что именно.
– Ладно! – он сверкнул глазами, и это Машу насторожило. – Ты мне нравишься, мне с тобой хорошо, но, поверь, я тоже взрослый человек, и мне столько раз нравились девушки, столько раз мне было хорошо, а потом все заканчивалось истериками и мыслями о том, что лучше бы всего этого не было! Маша! Ты меня бросила, потом снова появилась – я не устоял, и ты снова начинаешь пропадать, я ничего не понимаю в твоей жизни, ты ведешь себя так, что можно подумать – то ли ты спишь с баскетбольной командой, то ли работаешь на ЦРУ... – он схватил ее за руку. – Ты мне очень нравишься, больше, чем нравишься, но я не верю тебе, как ни больно мне в этом признаваться.
– А ты не думал, что совершаешь ошибку? – спросила Маша. – Вдруг я – твоя единственная?..
– Маш, я не знаю... – он развел руками. – Ты делаешь мне больно.
– Ясно, – она кивнула. – Значит, мы расстаемся?
– Маша, дай мне время подумать! Я не знаю...
– Ладно, – она поднялась со стула. – Я все поняла...
– Постой! – забеспокоился Андрей.
– Андрей, мне тоже надо подумать! – отрезала Маша и быстро ушла.
Это было так больно! Ужасно хотелось плакать, но не хотелось никому показывать эту боль – они не поймут, может, кто-то даже ее пожалеет, а эта такая боль, которой не нужна жалость – вообще ничего не нужно, потому что только одно может помочь – он. Навсегда. И чтобы говорил, как он ее любит, чтобы чувствовать его руки и прижиматься к его телу – спасаться от всего мира в его объятиях, и чтобы все это – только для нее.
Дыхания не хватало, мир расползался на части – двоился и троился, как отражение в воде, и Маша шла, пошатываясь, а он все не бежал ей вслед...
Это было отвратительно. Это было невыносимо.
Маша села в машину и кое-как – два раза чуть не подрезала какие-то машины – доехала до дома. И только в лифте полились слезы – горячие тяжелые слезы, слезы, в которых было столько разочарования, что они были густые, как клей.
Дуня и Ксюша бросились к ней, и только в гостиной она наконец взвыла:
– Мы расстались! – и упала лицом в диван, всхлипывая и рыдая.
Девочки сидели рядом, гладили ее, утешали, но все это было извне, а внутри кто-то царапал ее когтями.
