Наконец Маша поняла, что Ксюша подсовывает ей телефон. Маша хлюпнула носом, сказала: «Алло» – в надежде, что это Андрей одумался, и услышала бодрый голос Веры:
– Все, что я могу сделать, – устроить тебе прощальную вечеринку, – сообщила та.
Маша покосилась на подруг, ушла в ванную, отсморкалась и спросила:
– Ты меня уже хоронишь?
– Маша...
– Ты что, гадала? – ужаснулась Маша.
– Нет! На всякий случай! Вдруг что случится, и чем тебе запомнится последний день на земле?
– Тем, что меня бросил Андрей, – призналась Маша.
– Вот видишь! – обрадовалась Вера. – А тут я – вся такая праздничная!.. Кстати, это будет загородная вечеринка, у меня на даче.
– То есть в том доме, где мы с тобой были? – уточнила Маша.
– Ага.
– И я приглашаю кого хочу?
– Ага. А я организую веселье.
Маша помолчала.
– Странная ты какая женщина! – с чувством произнесла она. – То ведешь себя как гадина и предатель, то как настоящий друг!
– Парадокс, – согласилась Вера.
– Слушай, а это не подвох? – насторожилась Маша.
– Откуда в попе алмазы? – усмехнулась Вера.
– Ладно... – согласилась Маша. – Терять мне нечего, кроме ума и совести, так что давай, подруга, работай.
– Сбор в десять, – предупредила Вера и отключилась.
Маша, Ксюша и Дуня обзвонили всех-всех-всех, помылись, оделись и решили, раз уж пошла такая пьянка, – вызывать такси. Это ведь шикарно – на дачу на такси!
Приехали к десяти и никого не обнаружили. Сердце у Маши выдало шикарный хук слева и остановилось. Девушки растерянно озирались, пока Ксюша не закричала:
– Сюда! Ой, мы дуры! Здесь, здесь!
Дуня и Маша забежали за угол и увидели, что вдоль дорожки стоят маленькие синие свечки, которые ведут вниз с обрыва к воде. Подруги спустились и заметили небольшую яхту, поднялись на борт, и оказалось, что на палубе накрыт шикарный стол, стоят широченные полосатые диваны, а у столика с винами дежурит официант – а кроме того, развалившись на диванах, потягивают коктейли Вера, Марина, Варя и Оля. Яхта тронулась, они сели за стол и жадно (сказалось похмелье, благодаря которому естественные человеческие чувства проснулись лишь к вечеру) набросились на еду.
– Ой, как вкусно, как замечательно, я об этом весь день мечтала – просто не догадывалась, спасибо маме, папе и господу богу за то, что у меня такие друзья! – заголосила Дуня, отложив вилку.
– Давайте за это выпьем... – томно произнесла Марина, у которой от обжорства скосились глаза.
Они выпили, и еще выпили – какого-то сумасшедшего белого вина, от которого брал кураж и делалось так весело, что тянуло на неведомые подвиги, на жгучую любовь и хотелось думать, что жизнь – сплошное приключение.
– Я сегодня Лешу видела, – объявила Марина. – Забыла у него коралловую камею, а он такой: «Молодец, что вернулась! Правильное решение! Я знал, что ты одумаешься! Кстати, ты хлеба не купила? Может, сходишь?» И, понимаете, я смотрю на него и просто не узнаю! Какой-то бледненький, щупленький, противный, с такой наглой рожей, на которой написано – в миллиграммах, сколько и чего он не доливает клиентам!.. И меня такой ужас обуял... – она рассмеялась. – Что я как руками замахала: «Чур меня! – кричу. – Чур!» Ха-ха-ха! Кажется, даже его пробрало! Обиделся, представляете?
– А вы помните, как я расставалась с Петенькой? – громко поинтересовалась Дуня. К ее большой радости, помнила только Маша. – Напоминаю – у меня был милый мальчик Петенька, который жил на деньги своей мамочки, а потом решил, что я тоже в некотором роде мамочка, и попытался жить еще и на мои деньги, которых, кстати, у меня тогда было мало. И вот я Петеньке говорю: «Езжай-ка ты, милый, домой, а то, кажется, ты у меня уже месяц живешь, а мы так не договаривались». Мы поругались, и я ему в пылу, хоть и не собиралась все это начинать, заявляю, что он меня тупо обожрал, так как едим мы вдвоем, а продукты покупаю исключительно я. И тут Петенька – милый, нежный, вялый, домашний и безотказный Петенька – звереет, хлопает кулаком по столу и говорит: «Ах так! Я тебя обжираю! Сейчас я пойду и куплю весь супермаркет!» И я, знаете, даже как-то застеснялась – думаю: «А может, я дала маху? Может, надо было вначале обговорить, кто что покупает, и еще не поздно все исправить?» В общем, ровно через двадцать минут открываю дверь, запускаю его обратно – а он весь увешан сумками – пакетов восемь, наверное, и только уже в комнате понимаю, что он пьян в стельку! За двадцать минут он напился в лоскуты! В общем, падает Петенька на кровать и засыпает богатырским сном – я так и не поняла, как он так уделался, а я открываю пакеты и вижу: шоколад, вино, восточные сладости – знаете, которые дорогие такие, банки с крабами, икрой, орешки, оливки за бешеные деньги... – в общем, всякая мура в безумном количестве. И я так озверела, что выволокла все пакеты ему в машину, а потом еще и его туда притащила – вы не знаете, чего мне это стоило, затолкала в салон все его вещи, а потом сообразила – как я его закрою?
– А как ты его – на себе волокла? – заинтересовалась Оля.
– Не совсем – он был послушный и шел за мной, время от времени заваливаясь в сторону, – пояснила Дуня. – В общем, я в машине сидела, пока он не очнулся, а потом быстро убежала. А он еще минут двадцать орал под окнами и выкидывал на помойку пакеты с едой. И знаете, что? Только он уехал, я выскочила из дома и забрала с помойки всю еду. Я как представила, что там икра, и пирожные...
– А мне Тузик стихи писал! – расхохоталась Варя. – Жуткие! Сейчас... Плотным гамом налетели чувств твоих прикосновенья, и в моей пустыне ветер появился – только я еще не понял, что прохлада – где-то в сердце, там, где нет любви ко мне... Ха-ха-ха! Абзац, да?
– Если бы я знала, что Тузик пишет тебе такие стихи, я бы простила Петеньку! – расхохоталась Дуня.
– А почему Тузик? – спросила Вера.
– Тузик... – Варя развела руками. – Не помню! Вообще-то он Толик, но отчего-то все его называли Тузик.
– Приехали! – объявила Вера.
Они спустились с яхты и вскарабкались по откосу. В доме Вера провела всех в гардеробную, где были накиданы смешные шорты, яркие топы броских расцветок и бижутерия в стиле диско.
– Это мое! – с громким воплем Марина бросилась к золотистым шортам и разноцветному топу с завязками на шее от «Джей Ло».
Они переоделись, Вера проводила их в зал, встала перед дверьми, оглянулась, посмотрела на девушек и распахнула створки.
– Музыку! – провозгласила она.
И ударила Глория Гейнер. Они вошли в зал и обомлели: из гостиной исчезла мебель – остались только диваны, стол с выпивкой и легкими закусками, а вместо привычной обстановки в комнате были крутящиеся зеркальные шары, оборудование для света и дыма, а сверху падало блестящее конфетти.
– Как здорово! – Маша раскинула руки и закружилась. – Какой кайф!
Ей было хорошо – несмотря на то что песня «Я буду жить!» звучала двусмысленно.
Даже в узких джинсовых шортах, которые больше походили на трусы, Маша не чувствовала себя толстой и неуклюжей. Ей казалось, что тело у нее – просто класс, и что никакая Джей Ло не идет с ней в сравнение. Она уже давно заметила – еще когда была обычным человеком, – что ты выглядишь так, как сама себя видишь. Стоит представить себя упругой, спортивной сексапильной красоткой, и из джинсов уже не выпирают галифе, живот втягивается, а грудь как-то даже увеличивается. Странно, но это всегда срабатывало – именно так были куплены самые отчаянные топы и смелые мини-юбки – причем Маша их носила не только в квартире – под настроение надевала в люди – и людям она не казалась смешной.
– Черт! – завопила Варя. – Что это?
