Ведь какую часть своих познаний она использовала в общении? Ничтожную. Даже мы с ней, две интеллектуалки, трепались в основном о мужчинах, о чувствах, о сериалах, о деньгах, о ресторанах. И немного о кино, о книгах. О музыке – почти никогда.
Саша требовала от других того же, чего и от себя, не задумываясь над тем, нужно ли это человеку.
Благодаря Никите я давным-давно познакомились с компанией байкеров. Компания байкеров – это самые разные люди: автомеханики, бизнесмены, люди, которые решают проблемы, музыканты, юристы, актеры, чиновники.
И смысл был не только в том, что у них есть общее увлечение – спортивные мотоциклы, но и в том, чтобы отвлечься от предрассудков, стать просто человеком, у которого в анкете прочерк везде, кроме графы хороший/плохой парень.
Наверное, на тех же основах создается любая секта, но у байкеров никто от тебя ничего не хочет, ничего тебе не предлагает и денег не просит.
Ты остаешься один на один со своими человеческими качествами.
За это я благодарна Никите. Он привил меня от снобизма.
Все это я рассказывала Саше, но она слушала вполуха.
Она вцепилась в свои убеждения мертвой хваткой.
Маму моего друга однажды грабили. Она не желала сдаваться, вцепилась в сумку – и вывихнула руку. Кроме того, вор ударил ее по лицу и выбил вставную челюсть, которая обошлась ей совсем недешево. Челюсть так и не нашли.
Не стоит держаться за что бы то ни было слишком крепко. Если ты изменил своим принципам, лучше честно это признать, ведь в том и смысл – чтобы один день отличался от другого.
Саша долго вела с друзьями разговоры о жизни, о любовных отношениях и о Никите, прежде чем смягчалась.
Одновременно она ввязалась в интрижку с неким Борисом, телепродюсером. Это был один из тех служителей массмедиа, которые дозируют время, как аптекарь – яды, у них сразу звонят три телефона – и на каждом две линии, они всегда на взводе – и при этом одну чашку за одной пьют кофе, и отпуск у них длится два дня, зато каждую неделю.
Боря был обаятельный, иронизировал над собой, в самолетах много читал, и очень мне нравился, но я не могла с ним общаться больше десяти минут – у меня разрывался череп от телефонных звонков, от его энергичного речитатива. С ним было неспокойно – он все время куда-то ехал. Вечное движение.
Они встречались за ужином, часов в восемь или в девять, и всегда с ними были люди. Саша уезжала домой, а в час или в два ночи ехала к Боре или забирала его в клубе или в ресторане.
– У тебя крышу не рвет, что ты и с Никитой, и с Борей? – интересовалась я.
Мне казалось, что Саша сходит с ума.
– Рвет, – признавала она. – А что делать?
– Прямо и не знаю! – разводила я руками. – Может, определиться?
– Да уж как тут определишься…
Боря ей быстро надоел. Саша вспомнила о Никите, о том, каким он может быть уютным, и что секс он заранее, за пару недель, не планирует и может сказать: «Да пошло оно все к черту!», накрыть голову подушкой и проспать все на свете.
Саша сказала, что она вышла от Бори в четыре утра, и шел снег. Ноябрьский снег, который растает уже через два часа, но сейчас липкие снежинки падают тебе на лицо и переливаются в свете фонарей, и вдруг становится тепло, и хочется стоять, открыв рот и глазеть на небо.
И вдруг Боря представился ей таким забавным, что она расхохоталась. Ей захотелось к Никите. Она очень соскучилась.
Снег мерцал и кружил, и вспоминались лучшие мгновения жизни, и Саше почудилось, что дом там, где Никита.
Она пошла домой. Ей хотелось идти и идти, и вернуться к Никите замерзшей, мокрой, усталой. Но добралась она, конечно, только до машины.
– Я – падшая женщина, – сказала она мне на следующий вечер.
В ответ я промолчала.
– Зачем я изменила ему с Борей? – раскаивалась Саша.
– Ты же ему не расскажешь?
– Как ты могла такое обо мне подумать! – вспыхнула Саша. – Моя тайна умрет вместе со мной! Я что, одна из этих восторженных истеричек?
– Кто тебя знает… – пожала я плечами.
Боря быстро утешился – мы вскоре встретили его с молоденькой актрисой.
Моему поколению женщин повезло – мы не боимся возраста.
И не только потому, что существует множество процедур, увлажняющих, питающих, подтягивающих кожу и тело. Не потому, что сейчас все занимаются спортом. Кроме меня.
А потому, что люди избавились наконец от предрассудка, который заставлял их стареть, едва они достигали тридцати лет.
Раньше считалось, что с годами ты не имеешь права вести себя восторженно, наивно, нелепо. Ты должен носить другую одежду, прическу.
В Японии, например, очень много сумасшедших подростков, которые ходят колесом – у них каждую ночь канун Дня всех Святых, но это веселье длится, пока молодые японцы не становятся корпоративными японцами.
То же самое с германцами – земля в кампусах дрожит под ногами зеленовласых фриков, панков, рокеров, эмо. Но в первый рабочий день они будто скидывают шкуру, оставляют себя целиком в шкафу, и в офисе появляется новый член корпоративной семьи – типичный бюргер с типично буржуазными пристрастиями. Всего за неделю германцы стареют на десять лет – их молодость остается только на фотографиях.
Внешность – это результат наших мыслей, переживаний, но, главное, нашего ощущения миссии, которую мы выполняем здесь, на Земле.
У некоторых программа коротенькая: устроиться на службу, завести семью. Стремление осуществить этот план будит в них чувства, но в дальнейшем они живут на автопилоте. К пенсии такие люди приходят в растерянности, так как даже мелкие интриги на работе больше не отвлекают их от пропасти, на дне которой они видят ржавые остовы былых чувств и надежд.
Есть люди, которыми движет желание большего, они каждый день находят себе новую цель – все выше и выше, сверх человеческих возможностей. За спортивным азартом угадывается надрыв – они похожи на собаку из поговорки, которая хочет укусить себя за хвост. Это те самые люди, которые придумали девиз «Главное не победа, главное – участие» – им не нужны трофеи, им нужен стимул, чтобы хотеть жить.
А есть такие, и мне не стыдно им завидовать, которые живут так, словно за спиной нет долгих лет и многих чувств, будто каждый день все начинается заново. Они не всегда успешны в глазах общества, необязательно богаты, но у них есть талант, редкий и замечательный – они не просто любят жизнь, они ей благодарны.
Мы не обладали этим даром. Но мы старались. Мы не ощущали возраст в том пугающем, гнетущем смысле, какой в это вкладывают многие люди. Мы были против уколов омолаживающего яда – не хотели ничего скрывать.
И мы навсегда запомнили одно чувство.
Нам двадцать лет. Мы всю ночь провели на вечеринках. Позавтракали в кафе с американской кухней. У кого-то закончились деньги. Кто-то накурился до жути. У кого-то был секс в чиллауте.
В половине восьмого утра мы шли по улице навстречу людям, спешащим на работу. Их день начался, а наш еще не закончился. Мы плыли против течения, и в этом для нас было особое очарование, мы путались во времени, если говорили «на следующий день», потому что для всех этот «следующий день» наступил, пока мы бодрствовали, а для нас он был ночью, временем, когда мы спим. Наша ночь была днем – и мы
