ударил запах мочи. Кусака отыскал кувшин с водой и опорожнил его себе в глотку, при этом он закашлялся, едва не захлебнувшись, однако шум не разбудил спавшего психа.
Потом Кусака поискал вокруг что-нибудь, что могло бы послужить оружием, и подобрал длинную смолистую палку с обугленным концом.
Должно быть, одноглазый псих услышал его шаги, потому что попытался откатиться в сторону, уклоняясь от удара. И удар пришелся не в голову, а в плечо, но Кусака услышал, как хрустнула кость. Он знал, что это больно.
— А-а-ахххммм! — завопил Кусака, продолжая наносить удары, пока одноглазый псих не затих с шумным выдохом, похожим на звук лопнувшей покрышки.
Бонни никогда не смущало ее хрупкое телосложение. В старшем классе школы она как-то погналась за парнем, который задрал ей юбку в школьном кафетерии. Парня звали Эрик Шульц. Рост почти метр девяносто, сквернослов и задавака, звезда школьной баскетбольной команды. Он был тяжелее Бонни килограммов на тридцать пять, но, когда попытался убежать, Бонни догнала его, сбила с ног и пнула ногой в промежность. Эрик Шульц был вынужден пропустить две игры из серии «плэйофф». А Бонни Брукс на три дня отстранили от занятий. Отец одобрил поведение дочери, а мать сказала, что Бонни переборщила, мальчик Эрик, наверное, просто заигрывал с ней, но просто не знал лучшего способа.
Поскольку у Кусаки было покалечено колено, догнать его не составляло труда. К тому же его движение замедляло противоугонное устройство, цеплявшееся за сучки и ветки. Упал он в точно такой же позе, как и Эрик: лицом вниз, ноги раскинуты в стороны. Но Кусаке хватило всего секунды, чтобы понять, что на плечах у него повисла женщина, причем довольно хрупкая. Та легкость, с которой он сбросил ее, убедила Бонни в том, что силенок у нее все-таки маловато. К тому же, в отличие от молодого Эрика, Кусака успел посидеть в тюрьме, где изучил массу приемов нечестной драки. И он вовсе не собирался позволить хрупкой девице нанести удар по его драгоценным органам.
Схватив чемодан за ручку обеими руками, Кусака с размаху ударил им Бонни, которая, стукнувшись о грубый ствол старого платана, упала прямо на спину. Она отчаянно замахала руками, стараясь ударить в лицо навалившегося на нее Кусаку, однако все удары приходились в красное стальное противоугонное устройство. Кусака схватил ее за запястья, но Бонни прекратила дергаться только тогда, когда колено Кусаки с силой уперлось ей в лобок.
Под жуткой тяжестью торса Кусаки из вида Бонни исчезли птицы и облака, их сменил вид блестящей, розовой, выстланной фистулами полости. Это был рот Кусаки, растянутый как бы в вечном крике. Кусака тяжело дышал от напряжения, обдавая Бонни горячим, несвежим дыханием. Бонни затошнило, и тут что-то теплое и подвижное прикоснулось к ее подбородку.
Губа.
Она зажала ее между зубов и с силой укусила. Кусака завопил и отскочил, а через секунду Бонни получила сильный удар в висок. «Клуб». Этот подонок пытался бить ее противоугонным устройством, лихорадочно мотая головой из стороны в сторону. Защищаться Бонни не могла, Кусака продолжал держать ее за запястья, поскольку мог избивать без помощи рук. Новая вспышка боли охватила Бонни, она закрыла глаза, чтобы не видеть разинутую, слюнявую пасть Кусаки. Бонни расслабилась, считая, что лучше всего в ее положении было бы потерять сознание.
А Кусака вообразил себя разгневанным быком на арене, который бодает кого захочет. Эта беспомощная сучка, лежавшая под ним, почти не дергалась. Он остановился, чтобы перевести дыхание, сплюнул кровь и поздравил себя с тем, как ловко превратил противоугонное устройство в грозное оружие. Реклама «Клуба» не соврала, устройство было необычайно прочным! Несмотря на жгучую боль в губе, ноющую боль в колене и острую пульсирующую боль в челюстях, Кусака чувствовал себя совсем неплохо. Он гордился тем, что сумел превозмочь боль. Да, он явно заслужил право на чемодан с деньгами.
И в этот момент ему в промежность скользнула рука, скользнула легко, как порхает воробей с ветки на ветку.
— Нннгггххх!!
Эта сучка схватила его за яйца. Кусака взревел и замотал головой, стараясь ударить Бонни тяжелым концом противоугонного устройства. Но тут до него дошло, что девка не может держать его за яйца, потому что он продолжает прижимать ее руки к земле. Она вообще не шевелится. Значит, это кто-то другой.
— Нет! Не делай этого! — донесся до Кусаки чей-то крик.
Он замер, попытался успокоить дыхание и медленно повернуть голову, чтобы посмотреть, кто же это, черт побери, ухватил его за яйца.
И снова Кусака услышал крик, на этот раз гораздо ближе:
— Не делай этого! Не надо!
Это кричал одноглазый псих.
«А кому он кричит? — подумал Кусака. —
В эту же секунду над головой Кусаки прогремел выстрел, и он понял, чего упрашивал не делать одноглазый.
Макс Лам удивился, обнаружив на переднем сиденье своего автомобиля, взятого напрокат, спящую женщину. Он узнал в ней ту самую незнакомку, которую патрульный высадил на стоянке раньше, когда приезжал за ним.
Женщина села, откидывая с лица длинные темные волосы.
— Шел дождь, а мне негде было укрыться, — объяснила женщина без тени смущения.
— Ничего, все в порядке, — успокоил ее Макс. Он снял накидку и швырнул ее на заднее сиденье.
— Меня зовут Иди, — представилась незнакомка, протягивая руку.
Рукопожатие женщины было крепким.
— А я Макс, — представился в свою очередь Макс и сам же удивился своим следующим словам: — Вас подвезти до Майами?
Иди благодарно кивнула. Именно на это она и рассчитывала, ведь взятые напрокат машины так или иначе всегда возвращаются в Майами.
— Я пыталась голосовать, но испугалась грома и молнии.
— Да, я слышал гром.
Непонятно, каким образом Макс проскочил поворот на Тернпайк, не заметить его было невозможно, но он все же умудрился. Иди никак не отреагировала на это, в конце концов, все дороги здесь шли в одном направлении.
— Откуда вы, Макс? — спросила Иди. Спутник ее выглядел вполне безобидным, и все же Иди захотелось разговорить его. Затянувшееся молчание действовало ей на нервы.
— Из Нью-Йорка. Я занимаюсь рекламой.
— Серьезно?
И тут Макса понесло. В течение следующего часа Иди узнала массу подробностей о Мэдисон-авеню. А Макс с радостью услышал, что она просто обожает хлопья «Плам Кранчиз». Иди даже процитировала рекламу, слово в слово!
— А что вы еще рекламировали? — поинтересовалась Иди.
Макс собрался было рассказать об «Интимном тумане», но передумал. Не всем нравятся разговоры о гигиенических средствах.
— Сигареты «Бронко».
— Правда?
— Кстати, о сигаретах, вы не будете возражать, если я закурю.
— Вовсе нет, — любезно позволила Иди.
Макс закурил и предложил сигарету Иди, но она вежливо отказалась. Когда табачный дым заполнил салон машины. Иди, чтобы не закашляться, опустила стекло.
— А когда вы возвращаетесь в Нью-Йорк?
— Завтра. — Красноречие снова покинуло Макса.
