участие в «рыболовном» бизнесе отца.
Августин выбрался из салона «скорой помощи» и потянулся. Над поляной кружил краснохвостый ястреб. Августин направился к тому месту, где спал Кусака. Губернатор так и оставил там чемодан с деньгами, от которых попахивало мочой. Августин пнул Кусаку носком ботинка. Никакой реакции. Тогда Августин ухватился за противоугонное устройство и подвигал голову Кусаки взад и вперед. От встряски Кусака слегка пошевелился, что-то сонно промычал, но даже не приподнял ресницы. Августин взял руку Кусаки и очень сильно ущипнул ноготь большого пальца, но Кусака даже не вздрогнул.
«Спит, как бревно, — подумал Августин. — Нет необходимости связывать его».
Вид и храп спящего Кусаки показались Августину особенно угнетающими в тот момент, когда его охватил страх, что Бонни не вернется. Перспектива торчать в лагере вместе с этой сволочью была не из приятных. Запах дождя, полет ястреба, прохладная зелень леса — все это портило поганое присутствие Кусаки.
Августин не мог больше сидеть здесь и ждать. Ему захотелось побыть в одиночестве.
— А где молодой человек? — поинтересовался Джим Тайл.
— В библиотеке, — ответил Сцинк.
Они находились в патрульной машине, рядом с тропинкой, по которой Сцинк вывел Бонни на дорогу. А сама Бонни и ее муж сидели рядышком на поваленном металлическом пролете забора, который когда-то огораживал Крокодиловы озера. Полицейская машина стояла в семидесяти пяти ярдах от них, что вполне обеспечивало конфиденциальность разговора супругов. Но даже с такого расстояния и, несмотря на дождь, Макс Лам был очень хорошо виден в своей яркой накидке.
— Его отец сидит в тюрьме, — сообщил Сцинк, продолжая разговор об Августине. — А есть еще очень забавный факт. Бонни говорит, что он был зачат во время урагана.
— Какого?
— «Донна».
Джим Тайл улыбнулся.
— В этом есть что-то.
— А спустя тридцать два года другой ураган и новый поворот судьбы. Этот парень родился под несчастливой звездой, как ты считаешь?
Патрульный усмехнулся.
— Мне кажется, вы преувеличиваете. А что за история с его отцом?
— Контрабандист, причем неумелый.
Некоторое время Джим обдумывал слова Сцинка, потом сказал:
— Ну и что, а мне этот парень нравится. Он молодец.
— Да, конечно.
Патрульный включил «дворники». По движению накидки они могли видеть, что муж Бонни встал и расхаживает взад и вперед.
— А вот
Сцинк пожал плечами. Он не простил полностью Макса Лама за то, что тот явился в Майами во время урагана с видеокамерой.
— Дай-ка я посмотрю, куда попала пуля, — попросил губернатор.
Патрульный расстегнул рубашку и оттянул повязку. Хотя бронежилет и остановил пулю, по груди Джима расплылся синяк цвета сливы. Губернатор присвистнул.
— Вам с Брендой надо поехать в отпуск.
— Врачи говорят, что, возможно, дней через десять ее выпишут из больницы.
— Отвези ее на острова, — предложил Сцинк.
— Она никогда не была на Западе. Бренда любит лошадей.
— Тогда в горы. В Вайоминг.
— Ей это понравится, — согласился Джим.
— Да куда угодно, лишь бы подальше отсюда.
— Это точно. — Джим выключил «дворники».
Крупные капли дождя, похожие на капли сиропа, собрались на стекле. О Кусаке не было сказано ни слова.
— Который из них? — спросил Макс Лам.
Он надеялся, что это полоумный похититель. Это подкрепило бы его теорию о том, что Бонни просто тронулась рассудком, на нее повлиял ураган и все такое прочее. Такую версию было бы гораздо легче принять, проще было бы объяснить друзьям и родителям. Бонни просто попала под влияние одурманенного наркотиками бродяги.
— Макс, все дело во мне, — ответила Бонни.
Однако она понимала, что дело не только в ней. Бонни наблюдала за Максом, когда он вылезал из полицейской машины, и видела, как ее муж отскочил в сторону от страха при виде маленького болотного кролика, словно это был здоровенный волк.
— Бонни, тебе просто запудрили мозги.
— Никто…
— Ты спала с ним?
— С кем?
— С одним из двух.
— Нет! — Чтобы скрыть ложь, Бонни изобразила возмущение.
— Но у тебя было такое намерение. — Макс встал, капли дождя стекали по его пластиковой накидке. — И ты говоришь мне, что предпочитаешь это, — он презрительно махнул рукой, — предпочитаешь вот это городу!
Бонни вздохнула.
— Я с удовольствием бы посмотрела на детенышей крокодила. Вот все, что я сказала. — Она понимала, как жутко могут прозвучать такие слова для людей типа Макса.
— Он приучил тебя курить эту дрянь, да?
— Ох, прошу тебя.
Макс принялся расхаживать взад и вперед.
— Я не могу поверить в происходящее.
— Я тоже. Мне очень жаль, Макс.
Макс распрямил плечи и повернулся к жене спиной. Он был слишком возбужден, чтобы плакать, и слишком оскорблен, чтобы просить прощения. А кроме того, у Макса мелькнула мысль, что Бонни, возможно, права, и он действительно плохо знает ее. И если даже она передумает и вернется с ним в Нью-Йорк, его постоянно будет терзать мысль о том, что она может снова сбежать. Это будет не жизнь, а сплошная мука. То, что произошло, разрушило их отношения, и, вероятно, навсегда.
Макс снова повернулся к жене, в его голосе прозвучало разочарование:
— Я-то думал, что ты более… благоразумна.
— Я тоже так думала. — Не имело смысла спорить с Максом, Бонни решила быть вежливой и соглашаться со всем, что он скажет. Надо было пощадить если не его гордость, то непомерное чувство мужского превосходства. Это будет маленькой наградой Максу, которая поможет легче перенести обиду.
— Даю тебе последний шанс. — Макс сунул руку под яркую накидку и вытащил два авиабилета.
— Мне очень жаль. — Бонни покачала головой.
— Ты любишь меня или нет?
— Макс, я не знаю.
— Это просто невероятно. — Макс спрятал билеты.
Бонни приподнялась на цыпочки и поцеловала мужа в щеку на прощание. Из глаз ее катились слезы, но Макс, вероятно, не заметил их среди капель дождя на лице жены.
— Позвони мне, когда сама разберешься в себе, — вымолвил Макс с горькой усмешкой.
