разделявшего нас расстояния, а потом пропали.
Тип с пистолетом вернулся в коридор, наверняка сообщив охране о викингах в десантных костюмах и кошках-террористках, но сейчас он был лишь слабой мерцающей тенью. Не успел он поднять оружие, как без следа исчез в прошлом.
Пульсирующий гул стал вдвое тише, но, подобно плиткам и лампам, не исчез полностью.
Однако временная отсрочка приговора никого из нас не успокоила. Наоборот, чем быстрее прошлое уходило туда, откуда пришло, тем больше становилось наше беспокойство.
Мангоджерри была совершенно права: это место исчезало. Остаточным эффектом «Загадочного поезда» был сбор энергии для самопотребления. Он распространился за пределы яйцевидной комнаты и охватил все здание. Конечный результат был неизвестен, но ангар наверняка ждала катастрофа.
Я слышал тиканье часов. Конечно, это были не часы, проглоченные зловещим крокодилом капитана Крюка, а инстинкт, говоривший мне, что до разрушения осталось совсем немного.
Когда призраки исчезли, кошка взялась за дело и направилась к ближайшему лифту.
– Вниз, – перевел Рузвельт. – Мангоджерри говорит, что мы должны спуститься еще ниже.
– Но ниже некуда, – сказал я, когда все покосились на лифт. – Мы на последнем этаже.
Кошка посмотрела на меня светящимися зелеными глазами, и Рузвельт ответил:
– Нет, под этим этажом находятся еще три. Там требуется более строгая форма допуска.
Во время предыдущих визитов мне не приходило в голову заглянуть в шахту и проверить, нет ли там более глубоких подземных царств, куда нельзя попасть с лестницы.
Рузвельт сказал:
– На нижние этажи можно попасть… из других зданий базы, через тоннель. Или с помощью этого лифта. Лестницы туда нет.
Тут возникла неожиданная трудность, потому что шахта не пустовала. Мы не могли просто спуститься по вделанным в нее скобам и пройти туда, куда указывала Мангоджерри. Прошлое упорно цеплялось за лифт так же, как за плитки пола, несколько оставшихся люминесцентных ламп и слегка утихший, но все еще зловещий электронный гул. Вход в шахту прикрывала раздвижная стальная дверь, за которой наверняка находилась кабина.
– Нас расквасит, если мы полезем туда, – предсказал Бобби и беспечно протянул руку к кнопке вызова.
– Подожди, – сказал я, удерживая его руку, которую тянуло на подвиги. Доги промолвил:
– Бобстер прав, Крис. Иногда фортуна благоволит упрямым ослам. Я покачал головой:
– А вдруг мы сядем в лифт, а когда двери закроются, эта чертова кабина исчезнет под нами, как мозаичный пол?
– Тогда мы рухнем на дно, – догадалась Саша. Но эта перспектива ее не остановила.
– Некоторые из нас сломают лодыжки, – предсказал Доги. – Но не все. Здесь едва ли больше двенадцати метров. Удар будет сильный, но не смертельный.
Бобби пробормотал, цитируя Бродягу из известного комикса:
– Брат, настало время применить уловку номер четыре. Кругом койоты.
– Нужно двигаться, – предупредил Рузвельт. Мангоджерри нетерпеливо царапалась в стальную дверь лифта. Все еще прискорбно твердую. Бобби нажал на кнопку.
Лифт двинулся к нам. Царивший вокруг гул мешал понять, спускается кабина или поднимается. Коридор рябило.
Плитки продолжали исчезать из-под ног. Двери лифта начали медленно открываться. Люминесцентные лампы вновь возникли на потолке, и мне пришлось прищуриться.
Кабина была освещена красным. Вероятно, это означало, что шахта лифта занимает другое место во времени, чем мы. Там были пассажиры. Куча пассажиров.
Мы отпрянули от двери, ожидая неприятностей.
Гул, пульсировавший в коридоре, стал громче.
Внутри кабины я различил несколько неясных, искаженных темно-каштановых фигур, но не мог понять, кто это или что это.
Прозвучал выстрел, за ним другой.
В нас стреляли не из лифта, а с другого конца коридора, в котором раньше находился сукин сын, целившийся из пистолета.
Пуля попала в Бобби. Что-то брызнуло мне в лицо. Бобби упал навзничь и выронил ружье. Он все еще падал – медленно, как при съемке «рапидом», – когда я понял, чем были эти горячие брызги. Кровью Бобби. О боже. Иисусе! Я резко развернулся, пальнул в сторону стрелявшего и тут же перезарядил ружье.
Вместо парня в темном костюме там были два охранника, которых мы раньше не видели. В форме, но не военной. Форма была незнакомая. Копы данного проекта. Охрана «Загадочного поезда». Слишком далеко, чтобы мой выстрел причинил им вред.
Вокруг нас снова сгустилось прошлое. Когда Бобби упал и скорчился, Доги нажал на спусковой крючок «узи», и автомат положил диспуту решительный и бесповоротный конец.
Я отвернулся от двух мертвых охранников. Меня тошнило.
Двери лифта закрылись прежде, чем кто-нибудь вышел из переполненной кабины.
Можно было не сомневаться, что сейчас сюда сбежится вся охрана.
Бобби лежал на спине. Кровь струилась на белый керамический пол. Ее было слишком много.
Саша присела на корточки слева от Бобби, я встал на колени справа.
Она сказала:
– Одна дырка есть.
– Чвак, – откликнулся Бобби. Чваком серферы называют сильный удар волны.
– Лежи и не рыпайся, – сказал я.
– Полные кранты, – ответил он и закашлялся.
– Не полные, – заспорил я, испугавшись еще сильнее, чем в первый момент, но не желая показать этого.
Саша расстегнула гавайку, подцепила пробитый пулей черный пуловер, разорвала его и обнажила дыру в левом плече. Отверстие было расположено слишком низко и слишком близко к середине туловища, так что, если быть честным, рану следовало называть раной в грудь, а не в плечо. Но, видит бог, быть честным я не собирался.
– Плечо задето, – сказал я.
Пульсирующий гул стал тише, керамические плитки под Бобби начали блекнуть, унося с собой следы крови. Люминесцентные лампы исчезали. Хотя и не все. Прошедшее время вновь сдавалось настоящему; начинался новый цикл, дававший нам минуту-другую перед тем, как появятся другие мерзавцы в форме и наведут на нас пистолеты.
Из раны лилась кровь, такая темная, что казалась черной. Мы ничего не могли поделать: такое кровотечение остановить нельзя. Не помогли бы ни жгут, ни компресс. Так же, как перекись водорода, спирт, неоспорин и марлевая повязка, которых у нас тоже не было.
– Кранты, – повторил Бобби.
Боль смыла его обычный загар, но лицо стало не бледным, а желто-зеленым. Он выглядел скверно.
Коридор был освещен хуже, а гул звучал тише, чем в предыдущем цикле.
Я боялся, что прошлое исчезнет окончательно и оставит нам пустую шахту. Едва ли мы сумели бы поднять Бобби на шесть пролетов вверх, не повредив ему.
Я поднялся и посмотрел на Доги. Серьезное выражение его лица взбесило меня. Черт побери, Бобби выкарабкается!
Мангоджерри снова скреблась в дверь лифта.
Рузвельт, делая то, что велела кошка, или вспомнив ее прежние слова, нажал на кнопку вызова.
Указатель над дверью учитывал только четыре этажа:
Г, Б-1, Б-2 и Б-3, хотя мы знали, что их было семь. Очевидно, этаж Г был ангаром, а три остальных – подземными.
– Скорее, скорее! – пробормотал Рузвельт.
Бобби поднял голову, чтобы оценить обстановку, но Саша бережно уложила его обратно, нажав рукой
