Выпад Лористона обернулся против него самого: теперь ему приходилось защищаться.
— Ваша светлость лучше меня знаете, что всякая война — жестока. Но неужели эта необычайная, неслыханная война должна продолжаться вечно? Император, мой повелитель, имеет искреннее желание покончить раздор между двумя великими и великодушными народами, — с пафосом сказал Лористон.
Дело дошло до дипломатического красноречия. В словах Лористона все было ложью, за исключением одного: Наполеону действительно нужен был мир!
— При отправлении меня к армии слово 'мир' не было упомянуто государем ни разу! Я буду проклят потомством, если заключу какое бы то ни было соглашение — таково настроение русского народа! — легко хлопнул по столу ладонью фельдмаршал.
Лористон секунду помедлил с ответом, а потом вытащил из кармана мундира конверт:
— Ваша светлость, мой повелитель шлет вам письмо.
И он с полупоклоном передал конверт Кутузову.
Фельдмаршал вскрыл конверт, достал из него четвертушку бумаги и, отставив ее подальше от глаз, к самой свече, прочел:
'Посылаю к Вам одного из моих генерал-адъютантов для переговоров с Вами о многих важных предметах. Прошу Вашу светлость верить словам его, особенно когда он станет выражать Вам чувства уважения и особенного внимания, издавна мною к Вам питаемые. Засим молю бога о сохранении Вас под своим священным кровом.
Н а п о л е о н
Москва, 20 сентября 1812 г.'
'Последний козырь! Ничего не говорящая, по-дипломатически льстивая записка! Пыль в глаза!'
— Я бы просил, ваша светлость, разрешить мне поехать в Петербург к императору Александру, — просительно сказал Лористон и посмотрел на Кутузова умоляющими глазами.
'Вот самый гвоздь всего разговора!' — подумал Михаил Илларионович.
— К глубокому моему сожалению, генерал, я не имею права сделать этого. Я доложу обо всем немедленно его величеству и думаю, что результат будет благоприятным.
— А пока последует ответ, мы могли бы заключить перемирие, — вкрадчиво предложил Лористон.
— Простите, генерал, останавливать военные действия мне не разрешено, — ответил Кутузов.
— Сколько же уйдет дней на все это? — раздумывал Лористон. — Ваше сиятельство, когда пошлете рапорт императору?
— Завтра утром с князем Волконским.
— А может быть, лучше послать простого фельдъегеря — он доедет быстрее?
— Нет!
— Тогда, может быть, ваша светлость, разрешите князю Волконскому проехать через Москву — это будет короче?
Кутузов чуть улыбнулся такой детски наивной хитрости Лористона.
— Зачем же князю Волконскому проезжать через неприятельский лагерь? — ответил Кутузов и встал, показывая, что больше говорить не о чем.
Лористон прощался с Кутузовым так любезно, словно русский фельдмаршал оказал ему громадное одолжение. Но когда французский посол вышел к дрожкам, то в свете фонарей его лицо было невеселым.
Потерпев неудачу в своем желании присутствовать при переговорах Кутузова с Лористоном, взбешенный Вильсон пулей вылетел из избы.
На улице Вильсон громко порицал фельдмаршала, упрекал его в робости, слабости и преклонении перед 'Корсиканским выскочкой', кричал, что Кутузову пора на покой, повторял слова Ростопчина, который называл Кутузова 'старой бабой'.
Но возмущение Вильсона было понятно только двум принцам, шедшим вместе, — Вильсон говорил на английском языке.
Вернувшись к себе, герцог Вюртембергский пригласил их поужинать. Сэр Роберт не мог есть спокойно: он то и дело вскакивал из-за стола, выбегал на улицу и смотрел на окна избы, где сидели Кутузов и Лористон.
Они все так же спокойно разговаривали за столом.
Вильсон клокотал от злости. Он представлял, какое письмо напишет об этом свидании сегодня же английскому послу в Петербурге лорду Каткарту и императору Александру I.
Принцы поужинали, кое-как поужинал и Вильсон, а беседа Кутузова с Лористоном все продолжалась. Вильсон видел, как фельдмаршал читал какое-то письмо, которое вручил ему Лористон. Англичанин приходил в совершенную ярость: Кутузов читает, а он, Роберт Вильсон, не знает, что там написано. Он рисовал перед молодыми принцами страшную картину предательства Кутузова и настаивал на том, что их священный долг — тотчас же после отъезда французского генерала пойти к Кутузову и потребовать от него полного отчета.
Так и сделали.
Едва лишь коляска с Лористоном скрылась в ночной темноте, как Вильсон побежал к Кутузову.
Михаил Илларионович диктовал Кайсарову письмо к царю, которое завтра чем свет должен был везти князь Волконский.
Кутузов правильно понял это позднее посещение его принцами и английским генералом. Он спокойно, с милой улыбкой на этот раз попросил их сесть и выслушать все то, о чем он говорил с Лористоном и что сейчас диктовал Кайсарову.
Кутузов рассказал им о своей беседе с Лористоном и только упустил одну деталь: благоразумно умолчал о том, что сказал Лористону, будто надеется на благополучный исход переговоров. Кутузову надо было во что бы то ни стало задержать подольше Наполеона в Москве, и он сказал это нарочно.
Вильсон и принцы выслушали сообщение фельдмаршала и откланялись.
Уже было за полночь. Герцог Вюртембергский пошел к себе домой пешком (адъютант нес перед ним зажженный фонарь), а Вильсон и принц Ольденбургский, жившие вместе на противоположном конце Тарутина, поехали на дрожках. Ночь была темная. Бивачные костры еще горели, но песни и музыка уже утихли — тарутинский лагерь спал.
Ехали без фонарей. Дремавший кучер неловко свернул в сторону, попал в какую-то яму; дрожки опрокинулись и придавили правую ногу Вильсона.
Принц Ольденбургский и его адъютант Фенш с трудом вытащили сэра Роберта из-под дрожек. Вильсон едва поднялся: нога была сильно ушиблена.
День вообще оказался очень неудачным для него.
Но все это не обескуражило упрямого бритта.
Когда приехали на квартиру, принц Ольденбургский лег спать, а Вильсон сел писать письма.
Он не смог не солгать лорду Каткарту и написал:
'Фельдмаршал желал, чтобы герцог Вюртембергский и я были тут, когда Лористон войдет, чтобы показать ему, что герцог и английский генерал присутствуют в его совете'.
И укоротил ненавистное ему свидание Кутузова с Лористоном. 'Свидание продолжалось полчаса', — написал он, в то время как Лористон пробыл у Кутузова больше часа.
Ушибленная нога сильно болела.
Утром сэр Роберт не мог ходить — так распухла нога. Принц Ольденбургский вызвал лейб-медика барона Вилие.
— Вам придется посидеть несколько дней дома, сэр Роберт, — сказал лейб-хирург, сделав Вильсону компресс.
— Ежели что-нибудь случится, я все равно выйду, я поеду верхом! — ответил упрямый Вильсон.
Кутузов перенес главную квартиру из Гранищева в соседнюю деревню Леташевка, которая лежала в
