– Извините, товарищи, я к Манцеву.
Глузман уселся за огромный стол с резными трубами и махнул Леонидову:
– Садись кожаное кресло, что у меня для почетных гостей.
– Нет, спасибо, я лучше на диване.
– Ну как хочешь. Ответь мне, Леонидов, на такой вопрос, – Глузман встал, вынул из брючной кобуры кольт, положил его в ящик стола. – Где Штальберг?
– Работает, видимо, – Леонидов пожал плечами.
– Но ты его начальник…
– Э-э, нет, – перебил Леонидов Глузмана, – ты очень слабо разбираешься в редакционной иерархии. Он работал в отделе, которым я творчески руковожу. Мы обсуждает будущие статьи, я распределяю задания.
– И какое же задание выдали Штальбергу на этот раз?
– Два. Одно – поехать к речникам в затон, написать, как готовят речной флот к зиме. Он выполнил его и привез очень неплохую статью.
– На а второе?
– это задание ему по профессии ближе, он же вел светскую хронику. Встретится с Юрием Саблиным, сделать интервью, за что он получил второй орден «Красного знамени».
– Саблин получил второй орден? – изумился Глузман.
– Да об этом написано в Ведомостях ВЦИК.
– Так… Так, – Глузман зашагал по комнате из угла в угол.
– Так, где же Штальберг, Леонидов?
– Я же сказал, понятия не имею.
– Чека разоблачила его как агента Охранки, и он исчез.
– Это дело ЧК, а не моей газеты.
– Вы все хотите быть чистенькими, а новый мир строят в крови и грязи. Пора забыть, что вы, журналисты, украшение петербургских салонов. Забыть пора.
– А Вы на меня не кричите! – Леонидов легко вскочил с дивана, погладил кожу, – кстати, из нее можно сшить отличные сапоги.
– Что? Как? Почему сапоги?
– Чтобы носить, вот почему.
– Ты думаешь, Леонидов, что умнее всех. Статьи красивые пишешь, но мы то тебе подлинную цену знаем. Выясним, почему ты каждую неделю по средам бываешь в кофейне на углу Камергерского. Скоро год, как приходишь туда ровно в три.
– А вот это не должно волновать КРО, я там не назначаю свиданий ни коммерсанту Массино, ни с Брюсом Локартом, и даже не с Борей Савенковым.
– Ишь, чьи имена тебе известны, – рявкнул Глузман, – а главный враг нашей молодой страны для тебя просто Боря.
– Да, просто Боря, я, когда он министром у Керенского был, водку с ним пил и к дамам из варьете ездил. И перестаньте мне тыкать.
– Так что же Вы делали каждую среду в кафе?
– Я тебе, Михаил Гертович, объясню, – сказал вошедший Мартынов. – У него любимая девушка уехала, так вот они и наметили место встречи, а пока отпусти Олега Алексеевича, у нас дела очень важные.
Леонидов и Мартынов вышли в коридор.
Мимо них шестеро матросов с трудом волокли огромный сейф с завитушками на углах.
– Уйдите, ребята, в сторону. Он тяжелый как жесть, не дай Бог, уроним, покалечить может.
Мартынов и Леонидов шмыгнули в открытую дверь.
– Так ты откуда про место встречи узнал? – спросил Леонидов.
– Конечно, я мог бы развести тебя легко, что моя служба все знает. А дело простое, как соленый огурец. У нас в квартире подруга Иратовой живет. Варя Луганцев. Ей Елена перед отъездом рассказала, а она моей жене. С той поры мне покоя нет. Чуть что – тебя с Леной в пример ставит.
– Действительно, все просто, – засмеялся Олег.
– А теперь пошли, просмотрим все материалы. На твою статью очень надеемся.
Олег Леонидов.
Не вечер, не ночь. Не осень, не зима.
Леонидов шел по Чистопрудному бульвару. Пошел снег, медленно тая лишь коснувшись земли, но деревья покрывались чистым серебром наступающей зимы.
С криками мальчишки в старых коротких гимназических шинелях играли в снежки.
Мимо пробежала барышня, мазнула по Леонидову серыми лукавыми глазами и заспешила дальше, мелькая фетровыми ботами.
С козырька кепки капал на пальто растаявший снег.
Город преобразился, стал нарядным.
Леонидов шел по бульвару. Словно чужой в этом любимом им городе.
На Рождественском бульваре у него проверили документы двое в заношенной милицейской форме и отпустили его с явным неудовольствием.
На одном из домов висел здоровенный плакат – красноармеец в шлеме и гимнастерке с разводами кому-то яростно грозил, что он хотел сказать, никто не ведал, так как краска с текстом за осенние дожди стерлась.
Ах, город, город. В котором он был счастлив и несчастлив. В котором к нему прилетала птица удачи, садилась рядом, а поймать ее он никак не мог.
Скамейки на бульваре, разобранные на дрова, разбитые фонари, которыми когда-то гордилась Государственная Дума.
Город его прошлого, в котором не залетит птица удачи, потому что поймал ее Глузмани держит в клетке в подвале ЧК.
У Страстного монастыря милиция гоняла оборванцев, они, словно насекомые, разбегались по окрестным дворам и бульварам.
Леонидов не стал искать неприятных встреч, перелез через сплошную ограду и попал на Большую Дмитровку.
В Козицком переулке Леонидов зашел в маленькую мясную лавку.
На крюках висел большой выбор конины и пара свиных туш.
Приказчик объяснял старушке преимущества конины над говядиной.
Из-за занавески вышел хозяин, здоровенный мужик в засаленном жилете.
Он посмотрел на Леонидова и крикнул:
– Ваше благородие, прапорщик Леонидов.
Олег внутренне напрягся.
– Не узнаете, милый Вы мой, спаситель, можно сказать. Я после госпиталя как уж искал Вас. Вы же меня с немецкой стороны вынесли.
– Шарапов, старший унтер-офицер Шарапов, – обрадовано вспомнил Леонидов.
– Не побрезгуйте, зайдите, – Шарапов откинул занавеску.
В комнате стоял стол, два стула, вешалка, все остальное занимали цинковые лари.
– Шарапов засунул руку за ларь, достал бутылку.
