– Вы заявили в милицию?
– Краскомы доставили бандитов, ну и мы пошли конечно в участок рядом с театром. С той поры я ношу драгоценности только дома. А муж мой вообще не носит золота, у него отобрали наручные серебряные часы.
– Галя, – Тыльнер улыбнулся, – я часто вспоминал Соколники, крокет…
– В который Вы, Жорж, мухлевали, – засмеялась Ерохина.
– Победа должна быть добыта любым путем, но я помню, как прекрасно Вы отгадывали шарады. Вспомните что-нибудь, что Вам особенно вспоминалось.
– Знаете, одна странная мелочь. У Громовых были в основном коммерсанты, и один человек, как бы сказать, раньше их таких, как он, именовали друг семьи, а проще любовник Наташи Громовой.
– Кто он?
– Александр Лептицкий. Именует себя литератором. У него бандиты даже часы не взяли…
– Почему?
– Копеечные, вороненые, но бумажник забрали. Я обратила на него внимание, когда он давал нам визитную карточку.
– Чем же он приметен?
– Темно-вишневая кожа, на ней выдавлен памятник Петру, и четыре, видимо золотых, уголка.
– Вещь, конечно, заметная, но почему она так Вас заинтересовала? – Тыльнер взял чашку с кофе.
– Вы знаете кафе «Домино»? – спросила Ерохина.
– Конечно.
– Третьего дня там был поэзоконцерт. Толь Мариенгоф читал новую поэму. Он пригласил нас с Людочкой Полянской. Так там был Лепницкий. И когда он рассчитывался, он достал тот же бумажник.
– Почему тот же? – вмешался Оловянников, который никак не мог справиться с фарфоровой кофейной чашкой.
– А потому, – улыбнулась Ерохина, что я, когда увидела этот бумажник первый раз, то обратила внимание, что половинка одного золотого уголка сломана. Ее нет.
– Галя, – обрадовался Тыльнер, – Вас не зря мы называли королевой шарад.
«Французы».
По пустому Зачатьевскому переулку шел один из «французской четверки».
Открыл ключом дверь в монастырской стене.
Ржавые петли заскрипели чудовищно. Прошел мимо церкви и постучал в едва заметную дверь.
Два удара… Пауза… Три удара.
Дверь открылась.
Келья монастыря скорее напоминала дамский будуар. Ковры на стене, зеркало в углу, кровать и стол красного дерева.
За столом сидело пятеро мужчин и женщина в черном с жемчугом на шее.
– Мы засиделись в Москве, – сказала она. – Более того, мы ничего не сделали ради чего приехали сюда. Жорж только что вернулся из Киева, он нам все расскажет.
– Друзья, я договорился с нужными людьми, они проведут нас через границу. Цену определил за каждого сорок империалов и того двести сорок монет. Твое поручение, Ольга, я выполнил.
– Такие деньги у нас есть. Но за кордон надо идти с приличной суммой, или с камнями. Поэтому, Виктор, разыщи Сашу Лептицкого, пусть даст подвод на камни или валюту.
– Сделаю сегодня.
– Теперь о статье. Надо наказать этого репортера.
– Убить? – удивился Жорж.
– Нет, – Ольга вставила в мундштук папиросу, закурила. – Нет. Но на нас, слава Богу, нет крови. Я знала этого Леонидова по Петербургу, он у Сытина заведовал петербургским отделом, поэтому часто бывал в столице. Его принимали в обществе, он был знаком с Великими князьями, говорил, что он причастен к убийству Распутина, во всяком случае, он написал об этом раньше всех. О его романах ходили легенды. Не надо его убивать. А опозорить надо.
– Каким образом? – поинтересовался Жорж.
– Очень просто, он же постоянно торчит в этой конюшне «Домино», Подождать, пока он выйдет, или вызвать запиской, раздеть до белья, на спину приклеить статью и отпустить с Богом.
Все захохотали.
Лапшин.
Лапшин, удобно устроившись в кресле, читал газету.
Прочел. Положил на стол. Закурил.
– Мама! Мама!
– Чего тебе?
Раздался приглушенный голос.
– Зайди ко мне.
Открылась дверь и зашла баронесса.
– Что ты, миленький?
– Газету читала?
– Конечно. Молодец Леонидов – и мужчина видный, и пишет занятно.
– Жаль, что я французского не знаю, – вздохнул Лапшин.
– А то что бы?
– Я под их марку погулял бы красиво.
– У нас другие дела, Афоня, совсем другие. Сонькин воздыхатель говорит, что с тобой повидаться хочет.
Лапшин вскочил.
– Это дело. Пора нам сваливать, мама, ох пора…
– А куда спешить. Чекистам я нужна…
– Пока нужна.
– Ничего. Юрочка Саблин – моя гарантия.
– А как он уедет?
– Не уедет. В Москве квартиру присматривает, его адъютант сказал, что получит здесь должность. Что почтарю сказать?
– Завтра там же, где и в прошлый раз, в два часа.
Французы.
– Друзья, – Ольга подняла бокал, – за нас.
Все выпили.
– А теперь, дорогие мои, бывшие камер-пажи, лицеисты, правоведы. Знаете, почему появилась эта статья?
Все с недоумением глядели на нее.
