– Нас хотят выманить из нашей норы. Хотят, чтобы мы активизировались. Поэтому всем переодеться и пока французский забыть.
Кафе «Домино».
Было два часа по полудню, и кафе «Домино» только что открыли.
Художники декорировали маленькую эстраду, ими распоряжался Анатолий Мариенгоф.
– Колечка, этот задничек подними, это очень важно. Ты понимаешь, что читать сегодня будет Володя Маяковский…
Виктор Лепницкий вошел, постоял, посмотрел и сел в далшьний угол за столик.
– Не нравится, Витя, – крикнул Мариенгоф.
– Нет, я вашего Маяковского не выношу, поэтому и поесть пришел днем.
– Ты безнадежен, но могу тебя обрадовать, я посмотрел твою рукопись «Под аркой Главного штаба». Буду рекомендовать.
– Спасибо, Толя.
– Рано благодарить, рано. Олег!
В кафе появился Леонидов.
– Привет, Анатолий, масштабно задумали. Весьма.
– Тебе правда нравится?
– Серьезно. О господин потерпевший, – Леонидов направился к столу Лепницкого.
– Позволишь присесть?
– Конечно, только угощать тебя нечем, еле наскреб на обед.
– Спасибо. Скажи мне, как ты оказался в компании деляг?
– Понимаешь, меня пригласила одна дама…
– Значит, Витя, ты за любовь пострадал.
– Можно и так сказать. Спасибо тебе, что не указал в статье мою фамилию.
– Пустое, – Олег посмотрел на часы.
Половина третьего.
– Ну удачи.
Он встал и направился к двери.
Блюмкин и Арнаутов.
Кабинет Блюмкина был небольшой и заставленный громоздкой мебелью.
Сам хозяин кабинета сидел за столом, а напротив писатель Арнаутов.
– Дорогой мэтр, нам поручили разобраться с Вашим заявление об отъезде за границу. Вы пишите, что уезжаете с творческим целями. Как это понять?
– В Риге готовится к изданию мое собрание сочинений в восьми томах, я должен быть там.
– Ну кто где должен быть, мы решим. А почему Вы не хотите издать свои книги здесь?
– Кто из будет издавать?
– Правительство пошло навстречу писателям, уже есть решение об открытии частных издательств. Дорогой мэтр, там с нашей помощью Вы издадите все, что душа пожелает.
– Когда это будет, – Арнаутов достал папиросу, – а пока, чтобы жить, я распродаю библиотеку…
– И в притонах играете в карты?
– Да, играю.
– Как же Вы, обремененный семьей, поедите в чужую страну, в чужой город?
– Я еду один. Жена и сын остаются в Москве.
– Это меняет дело. Сколько Вы собираетесь пробыть в Риге?
– Месяца три-четыре.
– Значит, собрание сочинений уже в работе?
– Да.
– Ну что же, я посмотрю, что смогу для Вас сделать, тем более, что Сережа Есенин просил меня Вам помочь.
– Спасибо ему, он хороший человек.
– Очень. Давайте Ваш пропуск.
Блюмкин подписал пропуск, протянул Арнаутову.
– Вы будете сегодня в «Домино»? Сам Маяковский читает.
– Конечно.
– Значит увидимся.
Арнаутов подошел к двери, но не успел раскрыть ее, как Блюмкин спросил, словно в спину выстрелил:
– В каких Вы отношениях с Митькой Рубинштейном?
Встреча.
Леонидов вошел в кафе и увидел Лену.
Она печально сидела за столиком, подперев кулачком щеку.
Она подняла глаза. Вскочила. Словно в кинематографе. Упал стул, и она побежала к нему, распахнув объятья.
И они прижались друг к другу.
И время остановилось.
Кафе «Домино».
В кафе «Домино» за двумя сдвинутыми столами сидели Олег Леонидов, Анатолий Мариенгоф, Сергей Есенин, Яков Блюмкин и актеры из Художественного театра.
– Скажи мне, Олежка, – Есенин поставил на стол бокал. Блюмкин тут же налил.
– Скажи мне, – продолжал Есенин, – ты так долго ждал свою Ленку, с мокрым задом по ее делам бегал, тетушке ее продукты с Сухаревки возил…
– Я не понимаю, Сережа, что ты имеешь в виду?
– Где она? Почему не разу я ее с тобой не видел? Почему, дружок мой добрый?
– Она себе положение делает, – вмешался в разговор актриса Таня, – много репетирует, а Константин Сергеевич разрешил ей досняться в фильме, говорят, очень интересно получается.
– Это не ответ, – Есенин упрямо крутанул золотым снопом волос, – что нашей компании сторониться, что скажешь, Олег?
– А что мне сказать, не нравится ей «Домино» во и все.
– А когда-то нравилось, – Мариенгоф отпил из чашечки.
– Что делать, – сказал один из актеров, – барышня возвращает утраченное положение.
– Зачем ты так говоришь, Саша, – Татьяна возмутилась, – Лена Иратова талантливая, блестящая актриса, и ее положение вечно.
