Блюмкин услышал выстрелы.
– Ребята, так Олега кончают!
Он выдернул браунинг и бросился к дверям.
За ним рванули все: Мариенгоф, Сергей Есенин, актеры.
Камергерский переулок.
Блюмкин выскочил на улицу и выстрелил в воздух.
– Все стоять! ЧК!
– Я и так стою, Яша, – ответил Олег.
Он склонился над телом человека в железнодорожной шинели.
– Живой? – хищно спросил Блюмкин.
– Живой, а второй ушел в проходные. Толя, поднимись наверх, спроси, нет ли врага.
Через полчаса появился Тыльнер с оперативниками.
Подом подъехал автомобиль с чекистами.
– Но ты его и уделал, Олег, – покачал головой Мартынов, – сейчас в больницу повезем.
Больница.
В коридор вышел профессор. Его ждали Манцев, Мартынов, Тыльнер, Блюмкин и Леонидов.
– Кто его так? – спросил профессор.
– Я, – ответил Леонидов.
– Ну и ручка у Вас. Сломана челюсть, разорвана щека. Наложили шину.
– Его можно допросить?
– Пока нет, он только мычит.
– Мартынов, поставь двух ребят для охраны, – приказал Манцев.
Он открыл дверь палаты, увидел человека с головой-коконом.
– Серьезно Вы его, Олег Алексеевич.
– Не люблю, когда меня раздевают.
– Да кто ж это любит, – засмеялся Мартынов, – ты, Олег, и стреляешь неплохо – второго-то подранил, наши следы крови нашли, сейчас мои трясут всех часто практикующих врачей и больницы.
– Они хотели рассчитаться с Вами за статью, это к гадалке не ходи, – вмешался Тыльнер. – А Вы напишите о сегодняшнем инциденте.
– А что, – обрадовался Леонидов, – и напишу, более того, приглашу следующих разобраться со мной.
– А вот этого, Олег Алексеевич, не надо. Пошли на улицу, а то здесь курить нельзя.
Двор больницы был освещен тремя дуговыми фонарями, так что было вполне светло.
Все закурили.
– Вот что, Олег Алексеевич, гусей дразнить не надо. Вы же не гвардейский поручик, чтобы вызывать их на дуэль. Вы нам помогли необычайно. К сожалению, ни я, ни Уголовный розыск не может приставить к Вам охрану. Поэтому Вам придется носить оружие.
– Василий Николаевич, – замахал руками Леонидов.
– Все, – твердо сказал Манцев, – без дискуссий, время военное. Выдай ему оружие, Яков.
– Держи, друг, – Мартынов протянул Леонидову небольшую кобуру. – Бельгийский Браунинг N9 и к нему две запасных обоймы.
– А разрешение?
– Завтра у тебя будет. Не думал я, что ты такой формалист.
– Вот завтра я и возьму ствол, – твердо ответил Леонидов.
Квартира Леонидова.
Тело женщины в тусклом свете рождающегося утра было особенно прекрасным.
Лена сидела к нему спиной и расчесывала свои роскошные волосы.
– Господи, Олег, ты бы хоть зеркало человеческое завел, твое больше напоминает огрызок.
– Непременно, милая, к следующему разу заведу.
– А следующего раза здесь не будет, Олеженька.
– Не понял?
– У меня такое впечатление, что мы любим втроем.
– Что ты несешь?
– Весьма элегантное определение. Твоя поганая кошка всю ночь скреблась и выла.
– Лена, она привыкла спать в комнате…
– Не говори чушь. Короче, или я, или это противное животное. Или сними номер в «Метрополе» – Яша Блюмкин тебе поможет.
– Уже Яша?
– Да, он прелестный человек, кстати, Яша рассказал мне, что организовали Госкино 19 декабря, и тебе предлагают там весьма солидную должность. Машину, квартиру, положение в обществе, а ты отказался. Сошел с ума? Держать в руках весь кинематограф…
– Да, предлагали, – перебил ее Олег, – но пойми, я не чиновник, я журналист.
– Отказаться от большого оклада, пайка, машины и до старости бегать по городу, разыскивая сплетни? Ты уже не мальчик, Олег?
Леонидов взял с тумбочки пачку папирос. Закурил.
– Опять эта солдатская привычка курить натощак, – со злобными интонациями сказала Лена.
За дверью заскреблась, заплакала Нюша.
– Опять эта гадость. Выкинь ее на улицу, – внезапно голос ее сорвался на крик.
– Спокойнее, Лена, спокойнее. Побереги эмоции для сцены. И запомни – Нюша будет жить здесь, никаким начальником я быть не хочу.
– А что же ты хочешь? – голос актрис прозвучал весьма иронично.
– Я журналист, я живу в удивительно интересное время. Оно стремительно и прекрасно…
– Чем же? – закричала Лена.
– Людьми, характерами, событиями, я хочу написать новую книгу.
– О том, как на углу Камергерского дрался с жуликами. «Повести Белкина» были, теперь очередь «Повестей Леонидова».
– Не надо меня сравнивать с Пушкиным. Я сам по себе, и повести мои будут не о Сильвио, а о других.
– О твоих дружках – пьяницах и скандалистах.
Лена начала одеваться.
Торопливо и злобно.
– Выпьешь кофе?
– Нет уж, премного Вам благодарна. Застегни пуговицы сзади.
Олег застегнул.
