билет.
– Спасибо, я в «Домино».
– Не хочешь видеть героиню?
– Просто у меня дело.
– Ну значит увидимся.
Леонидов шел по Тверской.
У Страстной площади увидел светящую стеклянную дверь с надписью «Зайди, приятно удивишься». Под ней была изображена рюмка.
Народу в заведении почти не было.
Олег подошел к стойке, за которой скучал усатый буфетчик.
– Доброго здоровья, – оживился он, – чего изволите, сударь?
– Добрый вечер, а изволю я стаканчик белого хлебного.
– Понимаю-с.
– И кусочек селедки на черном хлебе.
– Стаканчик какой изволите?
Буфетчик поставил на стойку стограммовый граненый шкалик и такой же стакан.
– Большой.
– Сейчас сделаем. Специально для вас имеем селедочку.
– Не люблю пить один, – улыбнулся Леонидов, – составь компанию, братец.
– За честь почту.
Выпили. Помолчали.
Леонидов достал деньги, рассчитался.
– Сдачу оставь себе.
– Благодарствую, господин подполковник.
– Почему подполковник? – удивился Олег.
– Стать, выправка и возраст не поручика.
– Глаз-ватерпас. Будь здоров.
– Заходите, мы таким гостям всегда рады.
Леонидов вышел на Тверскую, закрыл зажигалку ладонью, прикурил.
От стены отделилась девица в пальто с меховым воротником.
– Пойдем ко мне, мужчина. Не пожалеете, я очень испорченная.
– Некогда, дорогуша, другим разом.
Девица отошла потом повернулась.
– А папироской не угостите?
– Это пожалуйста.
От Страстного монастыря шел трамвай.
Он радостно звенел, пересекая Тверскую.
Все окна горели ярким желтым светом.
Да и сама Тверская мерцала окнами домов, витринами магазинов, вывесками ресторанов и кафе.
– Налаживается жизнь, – сказал Леонидов.
– Вы мне? – обернулся случайный прохожий.
– Да нет, я себе, – засмеялся Леонидов.
– Бываем, – прохожий помахал рукой и скрылся в мерцающем полумраке улицы.
Кафе «Домино».
При входе Леонидова встретил Николай Николаевич, директор кафе поэтов.
– Олег Алексеевич, где встречаете Новый год?
– Здесь, конечно.
– Тогда прошу приобрести билетик.
Олег взял билет, посмотрел на цену.
– Ого!
– А что Вы хотите? Знаете, сколько расходов Вам один?
– Да.
Леонидов огляделся и не узнал кафе.
Закопченная грязная стена сияла разноцветной краской. Розовой, черной, зеленой и золотистой.
– Когда вы успели?
– Успели.
В зале больше не было «буржуек», помытые окна отражали свет люстры, исчезли со столов керосиновые лампы, вместо них стояли электрические с розоватыми абажурами.
Четыре художника расписывали стены: кубист, абстракционист, модернист и последователь «Могучей кучки».
На золотистой стене колосилась рожь, висело над ней веселое солнце, а по дороге шел кудрявый парень с тальянкой, очень похожий на Сергея Есенина.
– Вот это да! – обрадовался Леонидов.
– Это наш сюрприз Сергею Александровичу.
– Налаживается жизнь, Николай Николаевич, – весело сказал Леонидов.
– Слава Богу, электричество дали, котельные заработали, продукты появились. Слава Богу. Поужинаете?
– Обязательно.
Леонидов сел за стол.
Появилась официантка.
– Добрый вечер, Олег Алексеевич, рекомендую салат «Домино» и колбасу по-извозчичьи в горшочке.
– Несите.
– А выпить?
– Как всегда и кофе.
К его столу подошел «благородный отец» и красивая актриса Таня.
– Не прогонишь?
– Садитесь, я очень рад. Танечка, чем Вас угостить?
– Только кофе.
– А я возьму то же, что и ты.
– А ты, Михаил Романович, откуда знаешь, что я заказал?
– У них больше ничего нет, – засмеялся по-театральному громко «благородный отец».
– Олег, – Таня посмотрела на Леонидова огромными синими глазами, – Вы на Новый год будете здесь?
– Обязательно, я уже и билет купил. А Вы, Таня?
– Непременнь. Правда, у нас в театре традиционный капустник, но я приду и будут петь.
– Значит, я не зря купил билет.
– Спасибо.
В зал вошли трое одетых в хорошие заграничные пальто и не московские светлые зимние
