что без стука, но, помнится, ты мне это дозволила?
– Михаил Романович, милый, заходите. Что опять?
– Горит душа, дружок, только ты можешь понять страдания русского актера.
– Сейчас.
Татьяна открыла шкаф и вынула стакан в подстаканнике и бутылку коньяка.
Михаил Романович взглянул на этикетку.
– Святые угодники, Шустовский, довоенный! Где взяла?
– Олег Леонидов, которому Вы доверили нашу тайну, дал мне две бутылки.
– Господи, есть же еще благородные люди. Ты его любишь?
– К сожалению.
Михаил Романович в два приема осушил стакан, вынул из кармана папиросу.
Занюхал.
– Почему к сожалению?
– Безответная любовь всегда жалка.
– Эх, голубушка, наигралась ты в пьесах Островского и Антоши Чехова. Тебе нельзя не любить. Хочешь, я поговорю с Олегом?
– Не надо, пусть все идет, как идет.
Опять без стука распахнулась дверь.
Вошла Елена Иратова.
– Послушай, милочка…
– Здороваться надо, – перебил ее «благородный отец».
– А Вы, как я вижу, уже приняли. Так вот, милочка, я не хотела объясняться с тобою на следующий день, но все таки должна тебе кое-что объяснить…
– Монолог Раевской, – засмеялся «благородный отец».
– А Вы не лезьте не в свое дело. Ты не меня, а себя подвела. Строила из себя гимназистку. Не захотела обеспеченно жить…
– С кем? – Татьяна встала. – С тем хамом со шпорами? Нет уж, возьми его себе.
– У меня есть все. А ты пытаешься мои объедки подобрать. Если я захочу, Леонидов ко мне на животе приползет, как побитая собака.
Она посмотрела на Татьяну, увидела гранатовый браслет. Эту безделушку он для тебя на аукционе выиграл?
Лена махнула рукой, на запястье опустился сапфировый браслет с бриллиантами.
– Пошла вон, – твердо сказала Татьяна, – и никогда не подходи ко мне.
– Ты еще прибежишь ко мне.
Лена крепко саданула дверью.
– Сука, – в сердцах сказал «благородный отец».
Елена с чувством победительницы вошла в гримуборную, заклеенную ее кино– и театральными афишами, на полу в больших вазах завядшие цветы.
Она села и закурила.
Достала красивую серебряную рюмку и бутылку ликера.
Выпила.
Посмотрела в зеркало на раскрасневшееся лицо победительницы.
И осталась довольна.
В дверь постучали.
– Войдите.
На пороге стоял адъютант Саблина.
– Здравствуйте, Елена Сергеевна.
– Здравствуйте, милый Миша. А где Ваш командир?
– Он прислал Вам письмо.
Адъютант вынул из полевой сумки конверт.
– Письмо, – удивилась Лена, – что за новости?..
Она взяла конверт.
Распечатала.
Начала читать.
«Елена! Нам придется расстаться. Приехала из Киева моя семья. Жена и дети. Спасибо за чудные дни. Надеюсь, останемся друзьями. Юрий».
– Интересный водевиль, – опустив письмо, сказала Лена. – А мои вещи?
– Не беспокойтесь, Елена Сергеевна, их час назад отвезли к Вам на квартиру.
Елена злобно посмотрела на адъютанта.
– Не беспокойтесь, – он приложил руку к козырьку, – все до носового платочка собрали.
– И на том спасибо. А жена откуда взялась?
– Мария Ивановна? Так она всегда была.
– Значит, врал мне красный генерал?
– Никак нет. Мечтал. Ответ будет?
– Передай ему, что он гавнюк.
– Так и сказать?
Адъютант козырнул.
Звякнул шпорами.
И выше.
Лена налила еще рюмку ликера.
Выпила.
Закурила.
Посмотрела в зеркало.
– Сволочь краснопузая.
Она взяла бутылку и хлебнула из горлышка.
Леонидов и Татьяна
Леонидов и Татьяна шли по Тверскому бульвару.
День был солнечный, сугробы отливали серебром.
Бульвар давно не расчищали, и они шли по укатанной скользкой дорожке.
– Знаете, Олег, всего час назад я объяснялась с Леной Иратовой. Разговор был очень неприятный.
– Не обращайте на нее внимания. Она сердится на меня, считает, что я, как в плохой пьесе, должен был умирать от горя.
– Но Вы же любили ее?
– Конечно. Но очень давно. В другой жизни. В которой жил модный журналист Леонидов и театральная прима Иратова.
– Вы жалеете о той жизни?
– Танечка, нельзя жалеть об утерянном.
– Но с кем Вы…
Из асфальтового котла, стоявшего у ограды бульвара, вылез беспризорник в чудовищных лохмотьях.
– Дядя, дай закурить.
