Специалист открыл чемодан, вытащил связку ключей.
Покопался у двери.
Нажал.
Дверь отворилась на ширину цепочки.
Мастер достал здоровые кусачки.
Начал перекусывать цепочку.
– Прошу, – он распахнул дверь.
– Спасибо, – Мартынов достал кастет. – Вас довезут, шофер в курсе.
Вошли в спящую квартиру.
Вот две двери военного инженера, обе открыты.
А вот и Пашина комната.
Оперативники ворвались в комнату.
Зажгли свет.
Паша лежал в обнимку с красивой голой женщиной.
Она, увидев оружие, закричала басовито и громко.
Голого Пашу сбросили с постели на пол, надели наручники.
– Не ори, – рявкнул Мартынов, – ты кто?
– Соседка, рыдающе ответила она.
– Значит, муж в командировке, а ты к Паше? Вон отсюда!
Голая баба пролетела сквозь строй изумленных чекистов.
– Начинайте обыск, – скомандовал Мартынов, – да прикройте этого любимца женщин.
С Паши сняли наручники, и он стал медленно одеваться.
Из кармана брюк один из чекистов вынул наган.
Мартынов крутанул барабан.
– Четыре патрона. Три ты в Леонидова выпустил. Так.
Оперативники складывали на стол найденные улики.
Три забандероленных пачки червонцев.
Мартынов взял, посмотрел.
– Ну вот, Паша, эти денежки ты намыл в Старо-Ваганьковком. Правильно. Ну, молчи, а номера на бандеролях сходятся. Где деньги, сука?
Паша молчал.
– Сизов, – крикнул Мартынов.
– Я, товарищ начальник.
– Принеси из машины паяльную лампу и поджаривай ему яйца, пока не скажет, где деньги.
– Не надо, я про ваши приемчики наслышан. Откройте шкаф.
Мартынов открыл.
– Выньте одежду.
Мартынов вынул на пол брюки, пиджаки, сорочки, куртки.
– Отодвиньте стенку.
Мартынов отодвинул.
Там был схрон. Пачки денег плотно лежали у стены.
У дома на Дорогомиловской заставе шел бой.
Муравьев выбросил в окно третью гранату.
– Приказано брать его живым, товарищ Тыльнер.
– Знаю. Вот что огонь по окнам из всех стволов. Прикрой меня.
Чекисты открыли огонь из карабинов и пистолетов.
Летели куски стены, вылетали со звоном стекла.
Тыльнер, пригнувшись, побежал к дому, прижался спиной к стене.
Махнул рукой.
Огонь прекратился.
Он заглянул в окно.
В комнате, посеченной пулями, у печки-голландки с отбитым кафелем сидел человек и набивал барабан нагана, рядом лежала граната «мильс».
Тыльнер подтянулся за подоконник и прыгнул в комнату.
– Все, Муравьев. Руки в гору!
Муравьев захлопнул недозаряженный барабан.
Но Тыльнер выстрелил первым.
Наган выпал из раненой руки.
Муравьев потянулся к гранате.
Тыльнер поднял ее, сунул в карман.
– Все, брат, отбегался.
Не поворачиваясь спиной к раненому и не опуская оружие, он подошел и крикнул:
– Давай сюда!
Весна в Москве
Леонидова никто не встречал.
Он сам попросил об этом.
Олег вышел из больницы.
Сел в трамвай.
И повез его двухцветный вагон через московскую весну.
Мимо особняков, прудов, на которым поломался лед. Мимо почерневших во дворе сугробов, деревьев, приготовившихся зазеленеть.
На Страстной он вылез из трамвая. Перешел на Тверскую, вошел в Гнездниковский.
От открыл дверь квартиры, и на грудь ему прыгнула огненно-рыжая кошка.
– Нюшенька, милая.
Леонидов погладил ее, положил на постель.
Пошел на кухню, разжег примус.
Он вернулся в комнату с чашкой кофе.
Нюша радостно каталась по кровати.
Он подошел к окну.
Над городом вставала стена весны, и это было похоже на предчувствие счастья.
МХТ
И упал тяжелый занавес, на котором среди складок лежала стремительная чайка.
Зал выдержал паузу и взорвался аплодисментами.
Занавес поднялся.
Счастливые актеры вышли на поклон.
Им кидали цветы, букеты клали прямо на сцену.
Выросли на ней несколько корзин.
– Лескова! Браво! Лескова! Бис!