Татьяна вышла и низко поклонилась.
Занавес опустился.
Но зал снова потребовал актеров и аплодировал громко и долго.
Олег Леонидов поднялся к артистическим уборным.
Мимо него бежали гримеры, костюмеры, помрежи, еще какие-то театральные люди.
Он сел на маленький диванчик напротив Татьяниной гримуборной.
В конце коридора послышались громкие голоса.
Татьяна, окруженная актерами, шла как императрица со свитой.
Цветы. Цветы.
Радость. Поздравления.
– Ты посмотри, – сказал Михаил Романович, – что делает на этом пуфике Леонидов?
Олег встал.
– Жду премьершу, чтобы поздравить.
– А где цветы, шампанское? – ехидно спросил «благородный отец».
– Все на месте, – засмеялся Олег, – Танюша, ты играла необыкновенно.
В гримуборной стояла корзина цветов, на столике стояли бутылка шампанского и бокалы.
– Вот это дело, – Михаил Романович бросился открывать бутылки.
– Это тебе самый главный цветок.
Олег протянул Татьяне темно-синюю бархатную коробочку.
Она открыла ее.
Маленькая серебряная роза переливалась на синем бархате.
– Господи, – сказала актриса за спиной Татьяны, – какая прелесть.
– Олег!
Татьяна обняла его.
– Теперь эта роза на всю оставшуюся жизнь будет моим талисманом.
– Дай Бог, чтобы ты жила долго-долго.
Олег поцеловал ее.
А в гримуборную набивался бесцеремонно-веселый актерский народ.
Руки тянулись к бокалам.
«Благородный отец» поднял бутылку и вылил в стакан несколько капель.
– Все, друзья. Праздник окончен.
– А вот и нет, – засмеялся Олег. – Все в «Домино» к накрытым столам.
Кафе «Домино
В зале кафе стоял один длинный накрытый стол.
Вокруг него суетился хозяин и Шарапов.
Окорока, колбасы, всевозможные мясные деликатесы были уложены на парадные тарелки. Николай Николаевич даже дорогие приборы не пожалел.
И, конечно, бутылки, любые. Пей, что хочешь.
Банкет начался, как обычно, с веселыми тостами, пожеланиями счастья и успеха.
К Леонидову подошел Бартеньев.
– Был на спектакле, смотрел и восторгался. Татьяна Сергеевна – большой молодец. Талант. Знаете, так необыкновенно свежо, точно, трагично играла, что у меня даже глаза сырыми стали.
– Спасибо. Но лучше бы Вы об этом ей самой сказали.
– Не люблю возглашать тосты, а если доведется встретиться накоротке, непременно скажу. Еще раз поздравляю Вас.
Бартеньев пошел к выходу.
Остановился на секунду, повернулся к Леонидову.
– Я слышал, в Вас стреляли?
– Было дело.
– Продолжаете танцевать с дьяволом?
– К сожалению, такая работа.
– Бросьте. Вы столько протанцевали туров с дьяволом, что теперь можете спокойно писать захватывающие романы и пьесы.
– Не смогу. Журналистика – моя жизнь.
Бартеньев вышел.
Квартира Лены
Утром в гостиной Лена Иратова читала «Театральную газету».
Прочитала, швырнула в угол.
– Тетя! Ты читала, что эта дура Линда пишет о Татьяне Лесковой? Практически, сравнивает ее с Комиссаржевской. Но я знаю, кто устраивает эти статейки. Знаю.
Появилась тетя с подносом, на котором стоял кофейник.
– А что тебя так взволновало?
– Ну ты читала, как пишут о Татьяне Лесковой?
– Конечно. Более того, я вчера была в театре вместе с Вадимом.
– Что? – Елена вскочила. – Он был на премьере у этой шлюшки? – Более того, нас приглашали на банкет в «Домино».
– И ты пошла? – Елена театрально закрыла лицо ладонями.
– Деточка, не забывай, что я тоже актриса, – тетя разлила кофе, намазала маслом бутерброд, положила сыр.
Лена молчала.
Тетя откусила бутерброд и начала пить кофе.
– И ты спокойно пьешь кофе!
Лена вскочила.
Лицо ее покраснело и сразу постарело.
– Значит, вы с Вадимом пошли смотреть эту шлюху?
– А потом в «Домино», – тетя налила себе вторую чашку кофе.
– Значит, ты все видела?
– Что ты имеешь в виду?
– Своего любимчика Леонидова.
– Видела. Они чудная пара, и я очень пожалела, что ты ушла от него.
– Он ничего не мог мне дать.
– Мог, то, что дороже колец и чернобурых шуб.
– Что же это? – ехидно спросила Лена.
– Тебе говорить бесполезно. Знаешь, мир театра мал, как наша керосиновая лавка. Все уже знают, что ты с Левантовским ездила в загородный ресторан к цыганам. Значит, смена декораций.
– Тетя, ты же актриса, декорации те же, герои-любовники разные.
– Значит, Вадим Бартеньев получил отставку.
– Еще нет, но все может быть. Ты же сама намекала на его шальные деньги.
– Пей кофе. И положи Газету, Лена, о тебе писали значительно больше.
Лена взяла чашку, отхлебнула.
