– Ты все еще Марина Викторовна?
– Нет. Заходи. Чем займемся? – спросила она, и его ответ удивил.
– Пойдем гулять по пляжу. Просто поговорим, пообщаемся. Мне интересно разговаривать с тобой, – признался он. – Обычно с телками пары слов не скажешь – не о чем, а ты…
– А я не телка.
– Я это помню. Так идем?
– Да, только куртку возьму.
Они спустились на темный безлюдный пляж и побрели по берегу, держась за руки.
– Странная ты, Коваль, не боишься, что Малыш тебя прихлопнет?
– Нет.
– Почему ты изменяешь ему, ведь, я слышал, любишь его до одури? – полюбопытствовал Хохол, обнимая ее за плечи.
– Я не изменяю. Он прекрасно знает, как я люблю секс, поэтому на многое закрывает глаза. Изменяют головой и сердцем, а не тем, о чем принято думать. А у меня и в голове, и в сердце – только Малыш.
– И что – ты ему все рассказываешь?
– Не все, но многое.
– А про меня?
– Про тебя – нет.
– Почему?
– Потому что не хочу.
– А ты делаешь только то, что хочешь?
– Почти всегда. А ты?
– Я – человек подневольный, – вздохнул он, прикуривая. – Но если бы мог – делал бы только то, чего сам хотел бы.
– А что мешает?
– Мозгов мало, – засмеялся он. – Зато кулаки железные. Вот у тебя, Коваль, голова! Смогла такую бригаду под себя положить, и ни один не взбрыкнул, даже Розан. Как удалось, а?
Марина пожала плечами и взяла сигарету:
– Я не думала об этом никогда. Зачем? Живу, как живется. А Розан меня просто уважает – я ведь знаю, когда рявкнуть и по морде, а когда погладить и в лысину чмокнуть. Он ведь второй после меня, чем ему плохо? Тем более что я весь прошлый год по больницам моталась, так он вообще сам себе хозяин был. Делает, что сам считает нужным, я почти не контролирую.
– А не боишься, что он тебя сдвинет? – спросил Хохол.
– Нет. Хотел бы – давно сдвинул бы уже. Слушай, а ты не в курсе, к Строгачу без всех Бурый не приезжал? – вдруг вспомнила Коваль, решив, что сейчас запросто можно выудить из расслабленного и потерявшего бдительность Хохла всю интересующую информацию.
– Было, – кивнул Хохол. – Про тебя говорили. Он просил Серегу, чтобы тот тебя приструнил, мол, оборзела совсем, его подкрышных обижаешь.
– А Серега что?
– А он сказал, что, мол, ты свои дела правильно ведешь, а Бурому велел своего коммерса наказать, чтоб знал, как с женщиной разговаривать.
– Интере-есное кино, – протянула Марина. – Выходит, Розан прав оказался, Бурый мог…
– Ты о чем?
– А? – опомнилась она, прикусив язык. – Нет, это так, про свое. Пойдем обратно, я замерзла.
– Можно, я тебя понесу? – попросил Хохол. – Мне нравится тебя на руках носить.
– Я так ходить разучусь, – заметила она, обхватывая его шею.
– Интересно, чем там Виола занимается? – пробормотал он, прижимая Коваль к себе.
В номере на столе надрывался мобильный, Марина подбежала, хватая его и крича:
– Да! Я слушаю!
– Привет, любимая моя! – отозвался Егор. – Гуляешь?
– Да, родной, по пляжу бродила. Ты скучаешь?
– С ума схожу. А ты?
– И я тоже. Чем ты занимаешься, у вас ведь ночь уже?
– Тебе правду сказать или придумать что-то? – усмехнулся Егор, и Коваль враз догадалась, о чем он.
– Не вздумай делать этого на моей постели – убью! – пообещала она, увидев, как расширились глаза Хохла, как зажимает он подушкой лицо, чтобы заглушить смех.
– Детка, я похож на идиота? – удивился муж. – Еще не хватало!
– И смотри, чтоб без глупостей там! – предостерегла Марина, закурив – что-то сердечко екнуло у нее.
– Зачем сказал? Теперь будешь голову забивать. Успокойся, мне не пятнадцать лет, я знаю, как и что бывает. Лучше расскажи, как там?
– Нормально, вода только прохладная, но я плаваю каждый день, и Макс меня в теннис учит играть.
– Собираешься переплюнуть Курникову? – удивился Егор.
– Нет, но могу попробовать. Розан не заезжал?
– Ко мне? Зачем?
– Ты передай ему, чтобы позвонил мне, у меня есть информация.
– Нет, не передам, – отрезал муж. – Дел нет, ты на отдыхе.
– Ой, ну что ты, как цербер, ей-богу! – с досадой сказала Коваль. – Ведь знаешь, какие у меня заморочки!
– Да мне неинтересны твои заморочки, вернешься – и разбирайся, а пока – никаких забот. Я тебя зачем туда отправил, отдыхать? Вот и займись! Мне что, дела бросить свои и лететь к тебе, водить за руку, телефон отобрать?! Где Макс, дай ему трубку! – приказал Егор.
– Его нет, он у себя – не может же он возле меня все время сидеть!
– Тогда скажи, чтобы перезвонил мне немедленно!
– А почему ты орешь на меня? – удивилась Коваль, закусив от обиды губу – ничего себе, муж позвонил!
– Потому что ты ничего не понимаешь!
– Это все, что ты скажешь мне? – дрожащим голосом спросила она.
– Да!
– Тогда счастливо тебе потрахаться, дорогой! – и хлопнула трубку на кровать, упала рядом и заплакала.
Хохол нерешительно взял ее за руку, но она вырвалась, заорав:
– Отвали отсюда! Заколебали на хрен, твари в брюках!
– Мне уйти?
– А ты не понимаешь с первого захода?!
Хлопнула дверь. Коваль осталась одна, лежала на кровати и все плакала, не могла успокоиться, хотя чувствовала, что сейчас, как пить дать, спровоцирует приступ мигрени. Подступила тошнота, голову сжал горячий обруч боли, но помочь было некому, Макса не было. Марина кое-как доползла до бара, достала текилу, глотнула прямо из горла, но боль только усилилась, ее мутило все сильнее, она испугалась – такое было впервые. Аптечка была у Макса в номере, но его самого там не было. Коваль села в кресло, сжав виски руками, как будто это могло помочь. К тому времени, как с прогулки с Веткой вернулся Макс, хозяйка была уже невменяема от боли и выпитой текилы. Он кинулся к ней:
– Марина Викторовна, вам плохо? Что случилось?
Она обмякла в его руках, теряя сознание. Нашатырь вернул к действительности, но Марина по- прежнему плохо соображала, слыша голоса вокруг.
– Ты что, урод, взбесился? – это орала Ветка. – Ей вообще нельзя волноваться! А ты дорвался, замучил ее тут на фиг!
