о невидимую преграду защитного круга. Кровь эльфа защитила людей. Мгновенно затвердевший конец толстой паучьей нити так и остался висеть в воздухе, в каком-то неполном шаге от Ники, прилепившись к невидимой преграде.
Развернувшись Дорган рубанул по ней клинком.
— Раб! — произнес чужеродный голос, принадлежащий нездешнему миру. Скрежещущий, словно налезающие друг на друга льдины, он был чужд человеческому слуху, раздражая его.
Дорган продолжал рубить неподдающуюся нить, обхватив рукоять клинка двумя руками. Понимая всю бессмысленность этого занятия, он рубил больше от отчаяния, ведь уже ничего нельзя было сделать — Ллос прорвалась на Поверхность.
— Ты противишься мне, раб? — вновь раздался ровный, лишенный всяких эмоций голос, обращавшийся к эльфу, который продолжал, с отчаянной сосредоточенностью, рубить нить паутины. — Отдай то, что принадлежит мне, повелительницы твоей темной жизни.
— Нет! — выкрикнул эльф.
— Я уничтожу тебя, — без всякого выражения произнесла Ллос, — и возьму свое.
— Пусть. Но прежде мой клинок войдет в ее сердце! — Дорган не переставая рубил неподдающуюся паутину, которую не брал даже наипрочнейший эльфийский клинок.
Поняв, что речь идет о ней, Ника подняла голову, пристально глядя в лицо Доргану. Эльф бросил рубить паутины и опустив клинки шагнул к ней. Сэр Риган поднялся с колен, взяв меч на изготовку, переводя встревоженный взгляд с Ники на Доргана. И когда Дорган все же взглянул на нее, она сказала:
— Я готова.
Он отвернулся и рубанул по паутине и, вдруг, решившись, перехватил клинки и с отчужденным лицом двинулся к ней. За его спиной, ворочаясь выбиралась на поверхность Ллос.
Остановившись перед Никой, Дорган смотрел на нее лихорадочно блестевшими глазами. Сэр Риган взволновано наблюдал за ним, видимо, поняв в чем тут дело. Он знал, что эльф поступает правильно, не желая отдавать Ллос Нику и в то же время, был рад тому, что эльф медлил. Он молился, чтобы все это, каким-нибудь образом прекратилось и Ника избежала гибели.
Гермини и Борг безостановочно повторяли и повторяли заклинания, замедлявшие выход демона из бездны. Раздался свист и метнувшаяся нить слизи, захлестнув Доргана, сдернула его с места, оттащив подальше от Ники. Ника и сэр Риган вскрикнули от ужаса, но рыцарь успел схватить за плечи, рванувшуюся из круга, монашку.
Дворф тоже было дернулся к нему, но остался на месте, продолжая выговаривать слова, по- видимому, уже бесполезного заклинания. Гермини покосился на эльфа которого медленно пеленал в свои прочные тенета паучий демон, запнулся, но тут же спохватился, не прекращая своего бормотания. Промедление Доргана дорого обошлось ему самому. Но, как бы жестоко ни стягивала его затвердевающая нить паутины, клинков он так и не выпустил.
Ника повернулась к сэру Ригану и, опустившись перед ним на колени, зажмурила глаза, склонив голову. Она не хотела умирать. С трудом оторвав взгляд от Ники, рыцарь потерянно посмотрел на Доргана, уже спеленутого в плотный кокон паутины. Эльф ответил ему неистово горящим взглядом. Ника должна умереть сейчас, быстро, мгновенно, чтобы не мучиться, перевариваясь целую вечность в паутине Ллос.
Сэр Риган зашел Нике за спину и взяв меч двумя руками, замахнулся, отведя его далеко в сторону. У края круга начали со свистом шлепаться нити слизи, пытаясь пробить его защитный заслон. И он потихоньку поддавался. Ясно, что долго заслон не устоит, это было лишь делом времени. Как только демон выберется на поверхность и минует пентаграмму, которая не долго удержит его в своих пределах, он, не заметив, смахнет защиту круга Доргана, если ее раньше не пробьют, все чаще и чаще бившие по ней нити паутины. И даже кровь эльфа, кровь первородных дроу, не защитит людей. Дольше медлить было нельзя. Но, Вседержитель, разве он палач?! Разве сможет он, даже во имя милосердия, отрубить голову той, что спасла его?! Так не поступит даже варвар.
— Встань! — жестко приказал ей сэр Риган, опуская меч.
Ника, пошатываясь, поднялась, повернулась к нему, глядя в его бледное лицо темными, остановившимися глазами.
— Я не могу… — сказал он. — Но я буду до самого конца защищать тебя. Стой здесь и не смей пересекать черту круга…
— Не торопись пока и ты перешагивать эту черту, рыцарь!
Все кто слышал эти слова, повернулись к пролому в стене откуда они прозвучали.
— Лиз с Опушки? — удивился сэр Риган. — Так ты жива? Зачем ты здесь? И кто это с тобой? Уходи прочь! Тебе здесь не место!
Но старая Лиз, что помогая пройти через пролом какой-то громоздкой, неповоротливой фигуре, обернувшись к нему насмешливо блеснула глазами.
— Прошу вашего великодушного прощения, господин рыцарь. Потому как, ведомо мне, что сильно не по нраву вам приходятся нелюди. Но может статься, что вы и перемените о них свое мнение.
Ника уже не испытывала ни удивления, ни любопытства, ни страха, ни беспокойства, равнодушно глядя на медленно выпрямлявшуюся высокую фигуру того, кого бережно поддерживала Лиз, отстранено отметив в ней что-то знакомое. Но эта мысль так и канула, тут же забывшись. Нике было все равно. Она страшно устала. Все ее силы ушли в чудовищное волевое напряжение, когда она готовилась принять свой смертный час. В ожидании роковой минуты, казавшейся ей бесконечной, она едва справлялась с мощным инстинктом самосохранения, с желанием жить, быть, несмотря ни на что. И сейчас у нее не осталось ни каких сил.
Как ни дряхла была Лиз с Опушки, которую саму не плохо было бы поддерживать, а то того гляди упадет от старческой немощи, тем не менее именно она служила опорой и поддержкой своему спутнику, которому умудрялась служить поводырем. Это был совершенно седой, едва передвигающий ноги, орк. Все его тело покрывала седая шерсть. Седой была длинная грива волос, спускавшихся до пояса. Он был в белой длинной тунике из шкуры снежного барса, а его грудь украшали многочисленные амулеты. Морду орка закрывала завеса из разноцветных бусин, изготовленных из раскрашенного дерева и отшлифованных камешков нанизанных друг на друга. То ли он был слепым от старости, то ли плохо различал дорогу из-за навешанного на лицо украшения, в любом случае этот патриарх орков не мог уже передвигаться самостоятельно.
И вот эти две древности, шаркающей походкой подошли к краю пентаграммы. Седой орк поднял лапу и Гермини с Боргом повинуясь его жесту, умолкли.
— Ты поздно появился, — монотонно проскрежетала Ллос. — Даже ты ничего уже не сможешь изменить.
Орк не шевельнулся. Опираясь на плечо Лиз с Опушки, он вытянул над пентаграммой лапу и произнес:
— Цуф-ф…
Рисунок пентаграммы дрогнул, стал зыбки и расплывчатым и Ллос начало втягивать обратно в дыру, из которой она только что появилась. Но за собой она потянула опутанного в кокон Доргана.
Ника выскочила из круга и схватилась за толстую, как канат, нить паутины, изо всех сил упираясь пятками в пол, стараясь удержать Доргана на поверхности. Но что значили ее силенки и даже недюжинная сила рыцаря, присоединившегося к ней, попутно обозвавшего ее шальной девкой, против того дьявольского водоворота бездны в которую затягивало Ллос и с которым не могла справится даже демон.
Борг принявшийся было в отчаянии рубить нить паутины своей секирой и поняв всю бесполезность этого занятия, бросил секиру и тоже схватился за нее, изо всех сил вытягивая ее на себя так, что побагровел от натуги.
Гермини жег паутину каким-то магическим огнем, что шел из его ладоней, наведя их на то место нити, которую до этого пытался перерубить дворф. Но его огонь только покрыл ее жирной копотью не причинив никакого вреда. Все их совместные усилия привели к тому, что лишь чуть чуть задержали полет Доргана в бездну иномирья вслед за паучьим демоном.
«Ну колдони же…» — мысленно взмолилась Ника к орку, потому что крикнуть и даже прошептать это у нее не хватало сил.
Доргана давно бы втянуло в воронку вслед за Ллос, если бы сама паучиха не сопротивлялась своему
