выплат дал...
- Так Павлуха ж не хозяин! Надо с паном поговорить! - возмутилась Динка.
- Эге, с паном! Тут всеми делами Павло заправляе! А пану что? Он сегодня здесь, а завтра в городе! А осенью и вовсе за границу поедет!
- За границу? Так надо скорей, хотя до осени еще далеко, - задумчиво сказала Динка.
Марьяна махнула рукой.
- Да ничего с этого не выйдет! Я ж казала бабам на селе, да они и сами знают, что Павлуха моего Ефима даже и на порог до пана не допустит, так нет, прибегли до нас, плачут... Что делать, у многих на войне мужей поубивали, остались солдатки с детьми... Ни коровки, ни конячки, пустые горшки на колышках, - пригорюнившись, вздохнула Марьяна.
- Но как же так? Надо идти прямо к пану, - заволновалась Динка.
- Да я ж тоби кажу, что Павлуха зверь, не допустит. Он на моего Ефима дуже злой из-за той дивчины, что утопилась. Бо кто ж ее и погубил, как не Павло? А Ефим все то дело знал да и сказал пану... Так с той поры моего Ефима даже и на работу в экономию не берут.
- Как? Значит, это правда, что ту дивчину погубил Павлуха? Может, она не сама утопилась? - испуганно спросила Динка.
- Да сама-то сама... Только тут такое дело вышло. Павлуха давно от нее избавиться хотел: боялся, женится пан, а Маринка - так ту дивчину звали - и прогонит его, Павло значит... Бо все люди на селе ненавидят Павлуху.
Динка согласно кивнула головой. Она уже слышала кое-что от Федорки, но ей хочется знать, как это было. Марьяна вытерла двумя пальцами рот и понизила голос:
- Ну, вот один раз, как поехал пан в город, на два дня - билеты, что ли, схлопотать за границу, - хотел и Маринку с собой взять, учить, что ли. думал ее там. Голос у ней был дуже хороший. Як той соловейка пела... Аж за душу хватала. Красиво-красиво пела...
Глаза Марьяны увлажнились слезой, но Динка нетерпеливо прервала ее:
- Ну? Ну?
- Ну, дак как поехал пан, так Павлуха пришел к ней. А она уж с полгода в усадьбе жила, и как раз летом это дело вышло. Ну, пришел и говорит: 'Велел тебе пан обратно на село идти до своей матки, бо пан жениться поехал, а тебе в награждение корову даст...' Ну, вот так и сказал. А мой Ефим на ту пору в садике у пана дорожки чистил. Только видит он, выбежала Маринка на террасу и лица на ней нет, белая, как моя рубашка. 'Брешешь ты, кричит, поганый пес! Брешешь!..'
А Павло ей опять те же слова повторяет... И тут как вскинется она, да как побежит... А мой Ефим и вступился: 'Какое ты, говорит, имеешь полное право, Павло, такие слова ей говорить? То, говорит, дело пана, а не твое, если уж правда, что пан женится!'
Ну, обозлился Павло, хвать у него грабли.
'Геть, кричит, отсюда, а то на месте прибью! И смотри, чтобы пану не докладался, а то и костей не соберешь!' Ну, а мой Ефим, сама знаешь, он если за правду, так и черта не побоится, хоть режь его на куски!
Марьяна горестно покачала головой.
- Ну конечно, утопилась с горя Маринка...
- А Ефим? Сказал он пану? - лихорадочно допрашивала Динка.
Марьяна горько улыбнулась.
- Сказал, конечно, на свою голову... Не поверил ему пан. Над гробом Маринки поклялся Павлуха, что даже и разговору такого не было... Вот с той поры не берет Павло Ефима в экономию на работу, да везде и гадит ему как может. Хорошо, мы тут живем, не на панской земле, а то и вовсе житья бы не было. А за Павлухой и Матюшкины на Ефима взъелись, ведь они с Павлухой родня: Семен Матюшкин да Федор родную сестру за Павлуху отдали. Вот и думай теперь, как эти Ефиму об коровах хлопотать, к кому он пойдет? - вздохнула Марьяна. - А бабам что говори, что не говори: верят одному Ефиму, плачут - пойди да пойди...
Динка медленно провела рукой по лбу и закрыла глаза.
- Ах боже мой, боже мой... - тихо пробормотала она, все еще думая об утопившейся дивчине. - Сколько же на свете подлых людей!
Марьяна испуганно охнула, прижала к себе Динкину голову.
- От дурная я! От же дурна! Напугала тебя! Да то уж давнее время, ты не переживай, голубка. Что тут делать, кому какая судьба выпадет...
Но Динка уже пришла в себя, имена братьев Матюшкиных, случайно брошенные Марьяной, напомнили ей об Иоське.
- Марьяна! - быстро сказала она. - Ты слышала что-нибудь о Матюшкиных?
- Да этих богатеев в селе и без Матюшкиных хватает! И все им с рук сходит. А уж эти братья особо вредные! Хотя бы их нечистая сила взяла! перекрестилась Марьяна.
- Слушай, Марьяна! Ведь это они убили Якова?
Марьяна испуганно оглянулась.
- А ты откуда знаешь? Не велели ваши тебе говорить...
- Я знаю. И про Иоську знаю - Иоську тоже они убили! Слышала ты про это?
- Якого Иоську? - сморщила лоб Марьяна.
- Да сынишку Якова, Иоську!
Марьяна всплеснула руками.
- Ах боже мой! Дите, совсем дите! Дак это не иначе как Матюшкины! Ну звери! Как есть звери! Да как же это он попался им, ведь его бабы в Киев свезли, - запричитала Марьяна.
Но Динка нетерпеливо перебила ее:
- Слышала ты об этом?
- Об Иоське? Нет, не было такого слуху. Ах они звери! Ну вот помяни мое слово, придушит их упокойник. Только они в тот лес ни ногой! Скрипки боятся...
- Да какая там скрипка! Это все бабьи выдумки!
- Э, нет, голубка моя! Мне и Ефим так говорил: брешут да брешут люди! А тут как поехали мы с ним на мельницу да как послушали своими ушами, так и примолк!
- Своими ушами? Скрипку? - недоверчиво переспросила Динка. - Да, может, это филин кричал или еще какая птица?
- Да что ты! На разные голоса-то филин? Скрипка это, и все! Убийцу своего Яков зазывает.
- Ты сама слышала, Марьяна? - дрогнувшим голосом спросила Динка. Перед ее глазами снова встал портрет Катрн.
- Ну, а як же? И я, и Ефим! Вот хоть у него спроси! Нет, что правда, то правда, не к ночи будь сказано! - быстро перекрестилась Марьяна.
- Ночью? В котором часу? - думая о своем, нетерпеливо тронула ее за рукав Динка.
- Известно, ночью... Днем-то не слыхать вроде. И мы с Ефимом ехали после полуночи. - Марьяна хотела еще что-то сказать, но Динка перебила ее:
- Где Прима?
- Да здесь где-то, на лугу пасется. Я уж говорила Ефиму; на що траву топтать? Трава нынешний год сочная, густая.
- Ну ладно! Иди домой, Марьяна! Я, как стемнеет, спать лягу. И Ефиму меня сторожить нечего! Лягу да усну! Ночь короткая...
- Да, може, и так! Кто тут тронет... Возьми вот молочко, повечеряешь да ляжешь. А то к нам приходи, если скучно тебе одной.
- Да нет! Я возьму Приму, покатаюсь!..
Динка пошла на луг. Ноги путались в густой траве. Качались ромашки, колокольчики, в сырых местах между зелеными кочками стояли чистые лужицы воды; крупные незабудки и высокие желтые цветы, разбросанные по лугу, тихо колебались от налетающего ветра. Прима подняла голову и, увидев свою хозяйку, тихонько заржала. Динка привычно оглядела ее со всех сторон, отогнала слепней и повела к пруду. Потом сбегала домой, принесла щетку, скребок и Ленькин подарок - железный гребень, которым теперь
